Роман Глушков - Побег

— Никак нет, сэр! — отозвался тот со своего поста. — Виноват, отвлекся! Просто снаружи усилились крики — не иначе, там что-то затевается! Вот я и хочу расслышать, что именно затевается: штурм или всего лишь очередная драка!

— Да неужели кто-то наконец отважился нас спасти! — всплеснул руками директор. И, оставив на время Кальтера в покое, тоже поспешил к окнам. — А я решил было, что бравые морпехи испугались наших зэков и удрали восвояси на своем авианосце, поджав хвосты! Ладно, давай послушаем, что там у них происходит…

Кальтер не имел возможности наблюдать за тем, что творится снаружи, и для него штурм начался довольно резко и оглушительно. Сначала выстрелила одна из захваченных Синими Одеялами ракетных установок. Следом за ней — другая. Потом послышалась далекая и беспорядочная стрельба — орудийная и пулеметная. Вслед за ней воздух разорвал рев промчавшихся над тюрьмой ударных самолетов (очевидно, по ним и стреляли ракетчики). А спустя минуту разразилась такая канонада, что прежняя уверенность, будто спасатели не станут вести огонь по цитадели, покинула всех, кто был на подстанции. И хоть цитадель не подвергалась обстрелу ни с моря, ни с воздуха, ее стены и перекрытия заходили ходуном. Казалось, она готова рассыпаться в любой момент подобно карточному домику. Что и впрямь могло случиться, ведь раньше «Рифт-75» никогда не переживал таких потрясений.

Окна подстанции выходили не на океан, а на атолл. Это ограждало ван Хейса и его соседей по убежищу от шальных пуль, но и не позволяло им следить за событиями снаружи. Правда, когда в бой вступили катера и вертолеты, они завертелись вокруг тюрьмы, словно травящие медведя лайки, и картина за окнами стала оживленнее. Разве что Кальтер и Эйтор могли судить о ней лишь по шуму вертолетных винтов и катерных моторов. А также по комментариям наблюдателей. Которые, похоже, увлеклись зрелищем и забыли о валяющемся на виду пакале. И Кальтере, который ерепенился, наотрез отказываясь помочь директору спрятать артефакт.

Впрочем, когда спустя четверть часа в зал надуло из окон пороховой гари и дыма, ван Хейс вспомнил, чем он планировал заняться накануне штурма. И вернулся к разговору о пытках, поскольку откладывать их больше не имело смысла.

— Ты думал, ублюдок, я про тебя забыл?! — прокричал ван Хейс, нависнув над пленником. Орал он не потому, что был разъярен. Просто сейчас разговаривать нормальным тоном на подстанции — как, впрочем, и на всем «Рифте-75», — было невозможно из-за доносящегося отовсюду безостановочного грохота.

— Была такая мысль! — ответил Кальтер, также вынужденный говорить громко. — Но я знаю, что вы — человек слова, и не откажетесь так просто от своих планов.

— Совершенно верно, — подтвердил директор и вновь осведомился: — И ты все еще не изменил своего мнения?

Не желая почем зря надрывать глотку, Обрубок лишь категорично помотал головой.

— Ну и черт с тобой! Желаешь издохнуть в корчах — издыхай! — отмахнулся ван Хейс. И, подозвав Рисаля, стал объяснять ему, что от него требуется. Говорил директор много, подкрепляя свои слова выразительными жестами, но Куприянов слышал его речь из-за шума лишь короткими обрывками. И потому очень смутно представлял, каким образом он намерен воплощать свои угрозы в действительность.

По завершении этого инструктажа Рисаль понимающе кивнул боссу. Затем отставил в сторону автомат, снял броник, «разгрузку» и шлем и положил их рядом с оружием. После чего, избавившись от всего, что могло помешать ему в грядущей работе, взял пассатижи и подступил к пленнику. Но не набросился на него с ходу, а сначала проверил, надежно ли тот прицеплен наручниками к трансформатору, не ослабели ли путы у него на лодыжках и крепко ли затянуты тиски, удерживающие его протез.

Пока палач готовился, Кальтер в последний раз прислушался к шуму за окном. Судя по всему, сражение находилось в самом разгаре, хотя выстрелы ракетных установок уже не слышались. Понятно, почему. Ударные самолеты и корабельная артиллерия должны были уничтожить их в первую очередь, еще до того, как с авианосца поднимутся вертолеты с десантом. Рев реактивных двигателей и скорострельных авиационных пушек то и дело врывался в шумовую картину и утихал, чтобы вскоре накатить новой волной. Это самолеты, заход за заходом, педантично обрабатывали огневые точки Рошона, подготавливая плацдарм для высадки десанта. Пулеметы обороняющихся еще огрызались, но при таком обстреле с воздуха зэки, скорее всего, недолго продержатся на позициях. И сами оттуда сбегут еще до того, как те будут окончательно уничтожены.

Выиграть столкновение с армейской техникой зэки не могли в принципе. Зато они могли засесть в тюремных коридорах и потрепать морпехов, когда те, вторгшись на территорию тюрьмы, останутся без огневого прикрытия с моря и с воздуха. Вот тогда бой пойдет на относительно честных условиях, хотя, конечно, его исход тоже был предсказуем. Вопрос заключался лишь в цене, которую заплатят гости за свое участие в этой операции. Но принимая во внимание, что им противостояли не обычные уголовники, а бывшие военные, цена та могла стать для миротворцев достаточно высокой.

Успели ли Штернхейм и его люди воспользоваться трофейными катерами и вертолетом, и если да, с каким успехом? Скорее всего, об этом не знал даже ван Хейс. Впрочем, судьба Диких Гусей и Синих Одеял Кальтера больше не волновала. Сейчас ему надо было беспокоиться о себе, ведь с минуты на минуту он испытает жуткую боль. На которую сам же напросился и которую тем не менее вовсе не планировал стоически терпеть.

Само собой, что Куприянов не рехнулся, как могло показаться директору. Он добивался своей бравадой вполне конкретного результата и в итоге его добился, благо это было несложно. Один из двух противников, которых он опасался больше всего (ван Хейса, конечно, тоже опасался, но уже не так) стоял от него на расстоянии вытянутой руки. И, самое главное, — не целился в него из огнестрельного оружия, поскольку не собирался делать в шкуре будущего трупа лишние дырки.

Чего нельзя сказать о Кальтере. Ему портить вражьи шкуры никто не запрещал. О чем его враги не подозревали, так это о том, что он мог напасть на них в любой момент. Но пока его не поджимало время, он не спешил, а предпочитал устроить все наиболее выгодным для себя образом.

Палач остался доволен тем, что жертва по-прежнему надежно обездвижена. Но он не ведал одного — протез Кальтера был сконструирован специально для инвалидов-скалолазов. И в нем была предусмотрена аварийная функция, на случай если искусственная рука его хозяина вдруг окажется намертво зажата между камней.

Чтобы активировать эту функцию, Обрубку надо было лишь скрестить на протезе средний и безымянный пальцы. При таком условном знаке его «умная» электроника мгновенно реагировала на сигнал и… Нет, не отстегивала протез от руки, потому что на горном склоне это могло быть слишком опасно. Да и потерять столь ценную вещь хозяину тоже вряд ли захотелось бы. Получив нужную команду, протез уменьшался в диаметре, поскольку его конструкция была способна к такой частичной трансформации. Уменьшался он ровно настолько, чтобы скалолаз высвободил руку из щели и в то же время, при необходимости, продолжал удерживаться ею за эту щель. Очень практичная и жизненно необходимая функция, которой, правда, Кальтер доселе ни разу не пользовался. И потому резонно опасался, что она может не сработать.