Роман Глушков - День Всех Смертей

– Внимание – волна! – оповестил по радио пассажиров капитан «Черта-с-два» Налимов. – Держитесь крепче, идет волна! Высота – тридцать пять метров. До столкновения две минуты!

Стоящий на мостике вместе с капитаном Тайпан расставил ноги пошире и ухватился одной рукой за поручень. А другой потер большой М-образный шрам, что уродовал ему правую щеку.

Он заработал эту отметину незадолго до того, как увидел первое цунами в своей жизни. Первое – и самое чудовищное, которое он пережил лишь благодаря случайности. Сегодняшняя гигантская волна и близко не дотягивала до той, что обрушилась на Пропащий Край двадцать девять лет назад. Вдобавок нынче Тайпан нарвался на нее в океане, а это было не так опасно, как на суше.

«Черта-с-два» – бывший десантный корабль, переоборудованный в грузовой паром, – повидал на своем веку гораздо больше волн-убийц, чем Тайпан. Однако попыхивающий у штурвала сигарой Налимов всего лишь казался самоуверенным. На самом деле он приступил к штурму цунами заблаговременно, еще издали. Оценив размеры водяной горы, он подкорректировал скорость и курс корабля так, чтобы перевалить через нее по наименее опасной траектории. И то, что «Черта-с-два» по сей день не затонул, вселяло надежду, что капитан не отправит его ко дну и в этом рейсе.

Сам Тайпан подобным спокойствием не отличался, хоть и сохранял невозмутимое лицо. Настолько невозмутимое, каким оно только могло быть у «сухопутной крысы» в бурю. Он часто путешествовал по воде и не страдал от морской болезни, но штормовая качка была для него перебором. Таблетки лишь помогали удержаться на ногах, но полностью от дурноты не спасали. Тайпана знобило и тошнило, отчего он то и дело выскакивал на палубу проблеваться.

Утешало одно: скоро его мучения закончатся. Корабль почти добрался до цели, и сквозь пелену дождя уже пробивался свет маяка. Того, что стоял на мысе Кулак – южной оконечности острова Всех Смертей.

В дождливом, разрываемом молниями полумраке надвигающаяся волна казалась воистину зловещей. Это была серая, в барашках пены стена, на фоне которой другие волны – тоже, к слову немаленькие, – больше не впечатляли. А когда корабль, дав крен на нос, скатился с предшествующей цунами волны, оно и вовсе загородило собой все впередилежащее пространство.

– Держи-и-ись! – в последний раз прокричал капитан в микрофон.

Ненадолго выровнявшись, «Черта-с-два» резанул носом водяную гору, и на него обрушился целый водопад. Видимость на несколько секунд пропала, а когда восстановилась, корабль уже штурмовал смертоносную преграду.

Ухватившись за поручень обеими руками, Тайпан затаил дыхание. И облегченно выдохнул лишь тогда, когда «Черта-с-два» с натугой, но оседлал цунами, а потом заскользил по нему вниз. Навстречу следующей волне, которая, в отличие от этой, совсем не пугала.

– Видал прежде такие малышки? – спросил капитан гостя, которого вызвал на мостик незадолго до столкновения с волной-убийцей.

– Нарывался однажды, было дело, – поскромничал Тайпан. И снова провел тыльной стороной ладони по изуродованной щеке. Расскажи он о том, что в юности наблюдал суперцунами буквально «из первого ряда», Налимова это впечатлило бы. Но гость не собирался откровенничать, пускай хозяин относился к нему дружелюбно. Просто воспоминания о тех ужасных днях были для Тайпана неприятны.

– Так о чем ты хотел мне сообщить? – напомнил он капитану, отвлекшемуся от разговора на борьбу со стихией. – И почему мне? Ты же меня впервые видишь.

– Зато кое-что о тебе знаю, – подмигнул ему Налимов. – Сегодня у меня на борту всего один пассажир с красным билетом. Это ты. И твой билет говорит о тебе намного больше, чем ты думаешь. «Альбатросы» не выдают его туристам, гостям и своим деловым партнерам. На острове его называют «паспортом смертника» и путевкой в один конец. Потому что не каждый его обладатель получает обратный билет на юг.

– Звучит мрачновато, – заметил Тайпан. – И какой отсюда следует вывод?

– Ты – человек Большого Лиса Шэна, – подытожил капитан. – На тебе нет татуировок и ты не китаец, это верно. Но только с Шэном у Робинзона Гриши сегодня такие дерьмовые отношения, что гостям из Шанхая вроде тебя выписывают на острове «паспорт смертника».

– А какое тебе до всего этого дело?

– Такое, что остров Всех Смертей не вечен. Однажды Ледовитый океан сожрет этот непокорный огрызок суши. И если я доживу до этого, мне придется искать работу в Китае, где «Альбатросы» – никто. А Большому Лису я и мой опыт могли бы пригодиться. Расскажи обо мне своему боссу, если тебе повезет вернуться на материк, будь другом. Договорились?

– А если твоя догадка насчет меня ошибочна?

– Тогда забудь обо всем, что я сказал. Не бери в голову. Проехали.

– Что ж, ладно. – Тайпан пожал плечами. – И это все?

– Пожалуй, нет, – мотнул головой капитан. – Человеку Шэна нелишне узнать еще кое-что. На «Черта-с-два» есть русский пассажир, который задает много вопросов моим матросам. Не всем. Лишь тем, кто говорит по-русски и вызывает у него доверие. Он ищет девушку лет семнадцати, блондинку, с ямочкой на подбородке. Возможно, дочь или племянницу. Показывает ее фотографию. Говорит, что она могла прибыть на остров пару месяцев назад, и готов хорошо заплатить за информацию о ней.

– Я слышал, что любого, кто задает много вопросов на острове Всех Смертей, кидают с обрыва в океан, – сказал Тайпан. – С нами плывет дюжина головорезов Робинзона Гриши. Почему твои люди не выдали им этого подозрительного типа?

– Мои матросы – надежные, проверенные ребята, – ответил Налимов, – и обо всем, что происходит на борту, докладывают прежде всего мне. А потом я решаю, как быть дальше. Особенно, когда дело касается чьей-то жизни и смерти.

– И какая польза человеку Шэна от того, что ты рассказал?

– Ну это уже тебе… в смысле ему решать. Просто весь живой товар прибывает сюда из Шанхая. И если за какой-то девчонкой увязался «хвост», думаю, это проблема Большого Лиса, а не моя.

– Все возможно, – кивнул гость. – В какой каюте можно найти этого человека?

– В двадцать второй. Билет у него обычный, зеленый, туристический. Зарегистрирован на имя Виталия Салаирова. «Альбатросы» проверяют всех, кто жаждет посетить их заповедник разврата. И раз уж этому русскому в конце концов дали добро, значит он не вызвал подозрений.