Владимир Пекальчук - Нелегал

– Исключено. Если бы тебе предложили бросить Лилю – ты бы согласился?

– Да ты меня, поди, за идиота держишь? – фыркнул Сергей. – Влюбленный дроу? Вы же неспособны любить! Если Гайгэкс писал правду – у вас даже матери не испытывают любви к своим детям!

– Может, и так, – согласился Теодор, – у нас в языке и слова такого нет.

– Тогда зачем тебе нужна Марго?

Дроу задумчиво подпер подбородок кулаком:

– Я и сам об этом думал, но не понимал, был уверен, что она ничего для меня не значит, пока не попал в переплет. Понимаешь, когда меня ранили, она спросила меня, очень ли мне больно. Я прожил пятьдесят лет и за это время бывал ранен и болел не раз. Но никто никогда не поинтересовался, больно ли мне. До нее никого и никогда не беспокоили мои страдания. Люблю ли я Марго? Я смогу ответить на этот вопрос, когда пойму, что такое любовь. Но одно скажу тебе точно: любой, кто попытается нас разлучить или захочет причинить ей вред, скончается в немыслимых муках.

Я вырос в обществе, где нет многого из того, что для вас, людей, привычно, а мною воспринимается как чудо. Я видел, как у вас дети и родители заботятся друг о друге, и каждый раз вспоминал, как моя собственная мать хотела отправить меня на алтарь. Марго совершенно бескорыстно пытается помочь своей сестре только потому, что она ее сестра. Я вряд ли смогу понять это, потому что каждый раз, когда я вспоминаю о собственном брате, у меня ноет то место на спине, куда вонзился его кинжал.

Может быть, я совсем никогда вас не пойму. Но уже осознал, что здесь у меня нет необходимости ни во власти, ни в сотнях слуг и охранников. Они не нужны, если жить среди тех, кто не имеет намерений воткнуть тебе нож в спину.

– Проблема в том, – мрачно заметил Сергей, – что хорошим людям не свойственно терпеть возле себя плохих.

– Угу, Марго сказала то же самое почти слово в слово. Нет, я не стану говорить тебе, что изменился, стал добрее. Для меня сами категории добра и зла – пустой звук. Я просто понял правила игры. Новый мир – новые правила, и я их принимаю. Еще недели три назад я бы не стал предлагать тебе сделку – просто заставил бы тебя сделать то, что мне надо, ведь ты у меня на крючке. У меня есть пистолет, из которого были убиты четверо представителей наркокартеля. Позавчера, пока вы играли, я пошел в ту комнату, открыл сейф, где ты хранил пистолет, и поменял коричневые накладки на рукоятке. С твоего пистолета снял, поставил те, которые были на моем. А твои, с твоими отпечатками – на свой. И если я подброшу пистолет куда надо – тебе придется объяснять, каким образом твои отпечатки оказались на «горячем» стволе. А если я отдам пистолет тому дону Мендесу, чьи люди пытались вчера меня убить, – будет еще хуже.

– Вот же сволочь! И когда ты успел? Ты же тут сидел и читал! Как сейф открыл?!

Дроу беззвучно засмеялся и сказал:

– Сидела и читала иллюзия. А сам я невидимкой прошел к сейфу и открыл с помощью магии. Но, как я уже сказал, делать так не стану. Не из-за каких-то абстрактных идей вроде честности или совести – знаю, что Маргоша могла бы за это на меня рассердиться, а я не хочу, чтобы она сердилась. Пистолет у меня останется на случай, если ты надумаешь доставить мне хлопоты. Ну так что? Поможем друг другу?

Сергей, все это время стоявший у косяка комнатной двери, уселся на диван напротив собеседника.

– Думаю, ты плохо представляешь свои проблемы. Ты живешь в доме, которым не владеешь…

– Это не проблема – считай что я уже ее решил.

– Ты по уши увяз в неприятностях с картелем…

– И с ними я тоже разобрался, я же сказал тебе об этом.

– Убить их агентов недостаточно. Они захотят расквитаться…

– Повторяю – я уже решил эту проблему. Я очень четко и понятно донес до некоего дона Мендеса, что произойдет с ним и его семьей, если он еще раз меня побеспокоит или откажется уплатить компенсацию за уже доставленные хлопоты. Полагаю, что через два дня буду богаче отца Марго. Если нет – объяснишь мне, как попасть в Колумбию?

– Ты обложил данью наркобарона?! – не поверил своим ушам Сергей.

– О, нет. Всего лишь обязал к одноразовому выкупу.

– Так он и согласился, как же.

– Если бы я на твоих глазах убил десяток головорезов с помощью магии – ты бы тоже согласился. Кстати, а что такое «эль Диабло»?

– Дьявол, по-испански.

– Главный враг Яхве?

– Да.

– О, да Мендес мне еще и польстил. В общем, у меня нет никаких проблем. Даже записи из магазина я мог бы сам забрать, но понятия не имею, что это и где искать, потому в голову приходит только вариант с пожаром. Но вернемся к нашим рофам: ты так и не ответил на мое предложение.

– Не думаю, что могу принять его, – сухо ответил Сергей, – мне не нужна помощь в этом вопросе. Ты, скорее всего, не поймешь, почему: для дроу категории «правильно-неправильно» смысла не имеют, не так ли?

Теодор ухмыльнулся:

– Вот потому вы, люди, всегда будете слабее нас. Там, где мы боремся до конца, вы пасуете, оправдываясь бессмысленными понятиями.

Сергей покачал головой:

– Я не пасую – я как раз и буду бороться, даже зная, что шансов нет. А ты мне предлагаешь смошенничать, да еще и требуешь за это расплатиться поступком против совести.

Дроу язвительно расхохотался:

– Махать ненастоящими мечами – это ты борьбой назвал? Я тебе вот что скажу. Бороться – значит бороться по-настоящему. Если бы борьба всегда проходила по твоим правилам, да еще и понарошку, игрушечными мечами – было бы слишком просто. Ты знаешь, что выиграть свой турнир не сможешь. Все, опустишь руки? Борьба на то и борьба, йоклол возьми, что надо рисковать. Или хотя бы сделать над собой усилие.

– Ты мне предлагаешь не бороться, а мошенничать.

– Правильно, ведь ты же честный, да? Это и есть борьба. Только сражаться надо не с посторонним воображаемым врагом, а с самим собой. Со своей совестью. Со своими принципами. Победить без потерь, без крови, без ущерба, не запачкавшись – нельзя, иначе это уже не борьба, а развлечение. Когда у меня отняли Марго – мне пришлось получить пулю, чтобы вернуть ее, и замараться в своей и чужой крови. В буквальном, йоклол сожри, смысле слова. А ты мне о принципах твердишь? Если ты не готов побороться за свою женщину даже со своей совестью – значит, не больно она тебе и нужна.

Сергей заиграл желваками.

– А ну-ка полегче, длинноухий, – процедил он, – ты, мать твою, находишься в моем доме и еще смеешь…

– О, не беспокойся, я уже ухожу. Я, кстати, все думал, почему Николай Михайлович не хочет видеть тебя зятем, если ты хороший и честный. И заодно понял, почему среди людей так много порядочных и принципиальных.

Дроу встал с кресла и пошел к входной двери. На полпути он остановился, обернулся и растянул тонкие губы в глумливой ухмылке: