Кирилл Смородин - Пленник гибнущего мира

Тот открыл рот, но вовремя вспомнил обещание. С трудом отвернулся и, толкая «сани», двинулся прочь.

Путь длился уже пятую неделю. По крайней мере, так говорила Стелла. Андрею же, потерявшему счет времени, казалось, что прошло не меньше года.

Еще он не мог отделаться от ощущения, что топчется на месте. Духов шел, шел и шел, а видел по-прежнему только уродливые исполины-деревья, пласты отравленной земли, синий светящийся туман.

И тварей. Ползучий Бор не спал никогда. Здесь постоянно кто-то кого-то ловил, убивал и пожирал. Поэтому вынужденный добывать пропитание Андрей вскоре и себя почувствовал монстром проклятого леса. Первые несколько попыток поймать на обед какое-нибудь существо закончились неудачей. Не столько из-за неловкости, сколько из-за страха и брезгливости. Однако когда припасы Отшельника кончились и пару суток пришлось поголодать, Духов заставил себя убить и разделать свой первый трофей – мясистый розовый конус на шипастых ножках-стеблях. Разумеется, следуя указаниям Стеллы.

Андрей понимал, что без дочери Отшельника не продержался бы в Ползучем Бору и часа. Он не раз твердил себе, что должен быть благодарен Стелле, но изуродованная девушка вызывала только отвращение и страх.

Духов боялся ее. Очень боялся. Каждый день он шел вперед, толкая перед собой «сани», и смотрел на дочь Отшельника. Та лежала, скрюченная от боли, хрипела, дергала головой, шевелила руками, разевала рот, таращила глаза. Еще не Изверг, но уже не человек… Она пугала гораздо больше, чем все твари Ползучего Бора вместе взятые.

Стелла продолжала меняться. На лапах, торчавших из раны в животе, появились короткие толстые пальцы. Культя почернела и покрылась шипами. Удлинились руки.

Приступы ярости стали чаще, дольше и страшнее. Они всегда начинались неожиданно. Стеллу выгибало, она начинала кричать и биться, вперялась в Андрея ненавидящим взглядом. Иногда в потоке бессвязных воплей можно было расслышать ругательства и проклятья. Духов в такие минуты закрывал глаза, стискивал зубы и, не сбавляя шаг, мысленно твердил одно-единственное слово: «Терпи!»

После приступов Стелла проваливалась в забытье, а Духова от пяток до макушки пронизывало чувство одиночества. Он останавливался – чаще всего возле ближайшего дерева или около пластов земли, если те создавали хорошее укрытие, – и позволял себе несколько часов сна. За недели пути Духов увидел немало кошмаров. Ему снились улицы родного города, по которым неслась стена красного дрожащего воздуха. Асфальт трескался, и ввысь устремлялись уродливые побеги Ползучего Бора, а из пустых окон, дверных проемов и колодцев выползали всевозможные твари. В другой раз Андрей увидел себя стоявшим возле зеркала. В прямоугольном куске стекла отражалось чудовище: облысевшее, костлявое, с разломанной грудной клеткой, из которой торчали блестящие от жира, ребристые хоботы. Духов кричал, чудовище ревело – яростно, словно Изверг.

Было еще много похожих и не менее жутких снов. Просыпался Андрей всегда одинаково – от низкого и протяжного стона дочери Отшельника. Духов разлеплял веки, приходил в себя, брался за «сани» и двигался дальше. Но перед этим немного подкреплялся и кормил Стеллу.

Последнее было пыткой и для Духова, и для девушки. Стоило дочери Отшельника проглотить хоть кусочек, как ее начинало рвать. Андрей видел ее мучения и боролся с позывами собственного желудка. И опять твердил себе: «Терпи!»

Как-то Духов поймал себя на мысли, что хотел бы посмотреться в зеркало. Он соскучился по своему отражению: по долговязому парню с копной каштановых волос, серыми глазами и широким носом. Но потом подумал, что увиденное вряд ли обрадует. Андрей не сомневался: сейчас он выглядит, как Отшельник, – обросший, грязный, исхудавший, одетый в хламиду из шкур тварей Ползучего Бора.

При воспоминаниях о хозяине убежища сердце сжимало болью. Андрей боролся со слезами и гадал, как там сейчас Отшельник. Жив ли?

Иногда Духову хотелось, чтобы Отшельник был еще жив. Иногда – наоборот. И он не знал, что лучше.

За недели пути Андрей успел убедиться, что способности Стеллы надежно укрывают их обоих от обитателей Ползучего Бора, и перестал бояться тварей. Конечно, они были жуткими, нелепыми, мерзкими, но не более того. Лишь дважды Духов почувствовал прежний ужас.

Первый раз случился через полторы недели после прощания с Отшельником. Тогда поблизости оказался Изверг. Чудовище передвигалось ползком, поскольку ноги, лишенные костей, сплелись в подобие толстой серой косицы, а из сросшихся стоп получилась костяная палица, усеянная шипами. На исчерченной жуткими шрамами спине вздулся горб. Верхней части головы не было – в черной дыре извивались темно-красные стебли. Нижняя челюсть разделялась надвое, словно жвала насекомого. Из глаз торчали пучки лиловых стебельков с розовыми огоньками на концах.

Тварь ползла к Андрею и Стелле. Духов чудом сдержал крик и подавил желание развернуть «сани» и броситься прочь. Он лишь остановился, трясясь, глядя на монстра и гадая, что будет дальше.

Дальше произошла жестокая сцена. Со всех сторон послышался стрекот, а потом Изверга окружили знакомые Андрею твари: мясистые капли на ножках. Пасти на спинах уже были раскрыты, и чудовища готовились атаковать. Изверг заревел, и шипастая палица, со свистом резанув воздух, врезалась в бок ближайшей твари. Та заскрежетала, а остальные кинулись на противника и разорвали его в считаные секунды.

Андрей потом долго еще слышал рев, писк, влажный хряск и чавканье. И неожиданно понял, что ему жалко Изверга. Тот ведь был человеком. Когда-то…

Второй раз он испугался, увидев Пожирателя. Тварь прошла в сотне метров. Похожая на гигантский шар перекати-поля, сплетенный из толстых красно-коричневых не то костей, не то стеблей, она шевелила сотнями отростков и светила множеством синих и зеленых шишек. Стелле стоило огромных усилий укрыть от монстра и себя, и Андрея. Чудовище удалилось, а Стелла не меньше десяти часов пребывала в беспамятстве. Духов сидел рядом, молился, чтобы она очнулась человеком, и чувствовал, как грызут его изнутри одиночество и отчаяние.

Андрей очень боялся сойти с ума. Этот страх появился еще в Степной Обители и становился все сильнее. Духов не сомневался, что два месяца в изувеченном мире, пусть и рожденном при помощи гипноза, не пройдут для рассудка даром. Он не раз думал: «Было бы здорово очнуться у Кагановского и ничего не помнить». Однако понимал, что эта надежда напрасна. Писатель отправил Духова сюда, чтобы тот узнал, как проживать события книги. А значит, не позволит ничего забыть.

К тому же до возвращения домой… Андрей понятия не имел, что еще ему предстоит пережить, прежде чем покинуть отравленную Чашу Жизни, и от этой мысли отчаяние вгрызалось в душу, точно червь-паразит.