Корнелия Функе - Камень во плоти

– И никаких тебе «и жили они долго и счастливо до конца дней своих…», – бросил Уилл, указывая глазами на принцессу. – Это ведь тоже заклятие феи. – Он прислонился к голой каменной стене. – Ну как тебе, лучше?

– Да, – не моргнув глазом, соврал Джекоб. – А ты как?

Уилл ответил не сразу. Но когда наконец ответил, голос его звучал холодно и ровно, словно заговорил не он сам, а его новая кожа.

– У меня лицо как полированный камень. Ночи становятся светлее, а тебя я услышал задолго до того, как ты стал подниматься по лестнице. И я чувствую это уже не только кожей. – Он на секунду умолк. – Я чувствую это у себя внутри.

Он подошел к кровати и уставился на иссохшее тело.

– Я тогда все на свете позабыл. Тебя. Клару. Самого себя. Хотел только одного: к ним.

Джекоб тщетно искал слова, но так и не нашел.

– Это и есть то, что меня ждет? Скажи мне правду! – Уилл смотрел на него в упор. – Я не только буду выглядеть как они. Я стану как они, верно?

У Джекоба на языке вертелись одни лживые отговорки, все эти «да брось, Уилл», «все будет хорошо», но он так и не смог ничего из себя выдавить. Взгляд брата не позволил.

– Хочешь знать, какие они? – Уилл снял лепесток с пакляных волос принцессы. – Гневные. Их гнев распирает тебя изнутри, как пламя. Но одновременно они и камень. Они чуют камень под собой, в земле, и слышат его дыхание.

Он взглянул на черные ногти у себя на руке.

– Они – сама тьма, – добавил он тихо. – И огненный жар. А красная луна – это их солнце.

Джекоб содрогнулся, услышав камень в голосе брата.

Скажи что-нибудь, Джекоб. Что-нибудь. Как же тихо в этой темной светелке.

– Ты не станешь как они, – вымолвил он наконец. – Я не допущу.

– Как? – Опять этот взгляд, умудренный не по годам. – Это правда – то, что ты сказал бандитам? Что ты меня к другой фее ведешь?

– Да.

– И она такая же опасная, как та, что сотворила вот это? – Уилл погладил пергаментное лицо принцессы. – Глянь в окошко. Там мертвецы в колючках висят. Думаешь, я хочу, чтобы ты из-за меня кончил так же?

Но взгляд Уилла говорил совсем другое. «Помоги мне, Джекоб, – молил этот взгляд. – Помоги!»

Джекоб отвел брата от ложа покойницы.

– Я тебя к другой фее веду. Она не такая, – сказал он.

«Ты уверен, Джекоб?» – прошипел кто-то внутри, но он и слушать не стал. Всю надежду, всю, сколько есть, он постарался вложить сейчас в свой голос. И всю уверенность, которую так жаждал расслышать брат.

– Она нам поможет, Уилл! Я тебе обещаю.

Смотри-ка, все еще действует. Надежда так же легко высветлила лицо брата, как недавно его исказил гнев. Братья. Старший и младший. Ничего не изменилось. Пока ничего.

Трехпалый детина с рожей мясника заговорил первым. Отчего это люди просто обожают последнюю мразь производить в вожаки? Его трусость Хентцау разглядел сразу столь же ясно, как водянистую голубизну его глаз. Но кое-что интересное, о чем моль не успела поведать, он все-таки им рассказал.

Нефритовый гоил был не один. С ним была девчонка, а еще, что важней, при нем был вроде как брат, который вбил себе в голову, что сможет камень вытравить. Если трехпалый не врет, этот брат намеревался отвести нефритового гоила к Красной Фее. Кстати, неглупая мысль. Эта фея ненавидит свою Темную сестру ничуть не меньше, чем все остальные. Однако Хентцау уверен: снять заклятие ей не по плечу. Темная Фея гораздо сильней всех своих сестер, вместе взятых.

Остров, где живут феи, никто из гоилов в глаза не видал, а уж тем паче не ступал на него. Темная Фея хранит тайны своих сестер, хоть те ее и изгнали, а кроме того, каждый знает: к феям попадает лишь тот, кого они хотят видеть.

– И как он намерен ее найти?

– Он не сказал, – заикаясь от страха, выдавил трехпалый.

Хентцау только кивнул своим солдатам. Сам он терпеть не мог бить по мягкому мясу. Убивать людей он умел, но старался не прикасаться. Зато у Нессер с этим никаких затруднений.

Она двинула трехпалому прямо в рожу, и Хентцау тут же взглядом ее одернул. Люди убили ее сестру, поэтому Нессер иногда слишком усердствует. В первую секунду он прочел в ее глазах строптивую непокорность, но Нессер тут же потупилась. Все они за это время перемазались ненавистью, как слизью.

– Он не сказал, – лепетал трехпалый. – Клянусь.

Белый от страха, он и впрямь был похож на слизняка. Хентцау с отвращением отвернулся. Он не сомневался: эти сказали все, что знают, и только из-за них нефритовый гоил от них ушел.

– Расстрелять, – презрительно бросил он, выходя на улицу.

Выстрелы грянули в тишине как-то особенно громко. Как нечто чужое и неуместное. Винтовки, паровые машины, поезда – Хентцау до сих пор чувствовал во всем этом что-то противное природе. Стареет, в этом все дело. Зрение совсем никуда, слишком много он видел солнечного света, а от грохота битв слух ослаб настолько, что Нессер приходится повышать голос, когда она с ним разговаривает. Король, правда, делает вид, будто ничего не замечает. Он-то помнит: Хентцау состарился не где-нибудь, а у него на службе. Зато Темная Фея – уж она-то позаботится, чтобы остальные все его немочи заметили, особенно когда узнает, как из-за какой-то шайки оборванцев он нефритового гоила упустил.

Хентцау все еще видит его как сейчас: лицом наполовину гоил, наполовину человек, кожа вся в прожилках благороднейшего из камней, самого святого камня на свете. Да нет, это не он. Не может такого быть. Подделка вроде деревянных божков, которых мошенники сусальной позолотой обклеивают и глупым старушонкам всучивают, выдавая за чистое золото. «Спешите видеть, нефритовый гоил явился, чтобы сделать короля непобедимым. Только слишком глубоко не режьте, а то наткнетесь на человечье мясо». Ну да, так оно и есть. Очередная уловка феи, лишь бы внушить, что без нее им никак не обойтись.

Хентцау вглядывался в подступающую ночь, и даже тьма казалась ему стеной нефрита.

А что, если ты ошибаешься, Хентцау? Что, если он – настоящий? Что, если судьба твоего короля и вправду от него зависит? А ты его упустил…

Когда следопыт наконец вернулся, даже Хентцау своими подслеповатыми глазами сразу увидел: он потерял след. Прежде за такое он бы его на месте убил, но время научило его обуздывать гнев, дремлющий во всех гоилах, – пусть и вполовину не так мастерски, как овладел этим искусством король. Единственная ниточка, оставшаяся у них теперь в руках, – это россказни про фею. А это значит: в который раз смирив гордость, унизиться перед Темной, слать гонца, спрашивать дорогу. Одна мысль об этом была нестерпимей, чем весь холод подступающей ночи.