Виктор Побережных - «Попаданец» специального назначения. Наш человек в НКВД

– Понятно. – Лаврентий Павлович помолчал, о чем-то задумавшись, и приказал: – Продолжайте.

– В 11 часов 8 минут я отдал распоряжение об обесточивании лаборатории, но было поздно. В момент моего разговора с дежурным электриком произошел… – Амбросимов замялся, словно не зная как точно назвать произошедшее. – Произошел выброс энергии, в результате которого вышла из строя подстанция, и вся территория части оказалась обесточенной. Также была прервана телефонная и радиосвязь. Прибыв с тревожной группой непосредственно в лабораторию в 11 часов 17 минут, я обнаружил тела группы Самойлова, группы наблюдения и охраны. Всего 19 человек. На настоящий момент в госпитале находятся 11 человек: 9 из группы наблюдения и охраны и 2 сотрудника группы Самойлова: Вайсман и Вашенич. Все выжившие в бессознательном, крайне тяжелом состоянии. Врачи отказываются давать какие-либо прогнозы на их счет.

– Выброс э-нер-ги-и… – Лаврентий Павлович как-то смакующе, словно наслаждаясь вкусом слов, как вкусом хорошего вина, повторил за Амбросимовым. – Э-нер-ги-и… Какой энергии? Электрической?

Переглянувшись с начавшим приходить в себя Муравьевым, который снова побледнел, услышав вопрос наркома, Амбросимов вздохнул и, словно бросаясь в омут, выпалил:

– Не знаем, товарищ нарком! Но не электрическая, это точно установлено! Медики подтвердили. Никаких внешних повреждений на телах погибших и пострадавших нет, кроме ушибов, полученных после падений при потере сознания. Но что именно произошло с ними, что повлияло на их состояние, мы так и не выяснили. Специалисты из лаборатории № 2, привлеченные для расследования ЧП, отрицают вариант воздействия радиации. И еще один момент, товарищ нарком. Это выяснилось только перед совещанием и не успело войти в предоставленные вам отчеты, – мысленно передернувшись от возможной реакции почти всесильного наркома, Амбросимов достал последний листок из своей папки. Майор прекрасно знал, как и большинство сотрудников наркомата, что Лаврентий Павлович крайне редко допускал себе срывать злость на подчиненных и делать их без вины виноватыми. Но и реакцию на свой доклад и последние события он даже представить не мог. Еще перед самым совещанием у него мелькала гаденькая мысль – а не пустить ли себе пулю в лоб? Уж очень не хотелось становиться возможным шпионом, позоря честно заработанную репутацию и имя. Но тогда он пересилил себя, а сейчас засомневался в правильности сделанного выбора. – Из проявочной лаборатории поступила информация, что на одну из камер оказался записан «прокол», товарищ нарком. Продолжительностью одна минута сорок две секунды. Сотрудники сообщают, что информация сверхценная…

– Какого… какого хрена, майор?!! – на побагровевшего от гнева Берию было страшно смотреть. – Что за игры ты себе позволяешь?! Почему только теперь сообщаешь о ТАКОМ? На Колыму хочешь? Так ее еще заслужить нужно!

– Товарищ народный комиссар. – Амбросимов, еще более бледный, чем раньше, твердо встретил взгляд разъяренного Лаврентия Павловича. – Я посчитал, что данная информация не может повлиять на расследование произошедшего. Понятно, что люди и аппаратура пострадали в результате какого-то неизвестного нам сбоя. И на прояснение причины запись произошедшего повлиять не сможет. Камера была вспомогательная, фиксировала действия кинооператоров, и снять «прокол» смогла только потому, что он открылся не в том районе, в котором ожидался, согласно ранее проводимым опытам.

– Посмотрим! – Берия резко встал из-за стола. – Срочно в кинозал!

Через десять минут все присутствовавшие на совещании уже сидели на мягких, оббитых синей тканью креслах и смотрели на другой мир.

Сначала на экране появилась бетонная стена, перед которой с левой стороны были установлены три кинокамеры, правой стороной к зрителям. Две полностью попадали в кадр, а третья только частично. Хорошо были видны люди, сосредоточенно управляющие ими, а затем… Как показалось зрителям, по серой, неокрашенной поверхности стены пробежала какая-то рябь, сменившаяся мельтешением серо-белых пятен, а затем, как-то разом появилось словно бы окно, без четких формы и границ. Все какое-то искривленное, постоянно меняющееся, но ни разу не принявшее каких-либо правильных форм и определенного размера. Оно то сжималось почти в точку, то становилось огромным, захватывающим даже часть пола и потолка. Эта постоянная изменчивость вызывала неприятную резь в глазах и головную боль. Но все сидящие в зале, включая самого Лаврентия Павловича, завороженно смотрели на экран, не обращая внимания на такую мелочь, как головная боль. В мгновения, когда «прокол» становился достаточно большим, с той стороны была видна ночная улица незнакомого города, вся залитая огнями от светящихся вывесок на непривычных домах, казалось целиком состоящих из стекла и огней, и бесконечный поток ярких, сверкающих автомобилей непривычных, округло-хищных форм. Люди, стоящие у камер, не сразу обнаружили происходящее, а заметив, в шоке уставились на стену, забыв о своей аппаратуре. Тем временем «окно» стало менять свои размеры и форму все быстрее и быстрее, а потом словно схлопнулось, но перед этим зрители успели заметить пламя, метнувшееся в сторону неизвестной улицы. Одновременно с этим рухнули на пол ошарашенные операторы. Причем складывалось полное впечатление того, что из людей выдернули какой-то внутренний стержень, превратив их в куклы-марионетки, у которых кто-то обрезал нити. Еще несколько минут камера бесстрастно фиксировала стену, кинокамеры и лежащих людей, а затем пленка закончилась.

Берия смотрел на белый экран и, с каким-то его самого удивляющим спокойствием, прокручивал в голове просмотренные кадры. Что удивило его больше всего, это тишина происходящего там, в погибшей лаборатории. Не было криков, каких-либо переговоров. Только гудение приборов, располагавшихся правее и не попавших поэтому в кадр, стрекот кинокамер и шум чужого мира, пробивавшегося через… ЧТО?

Прав майор. Пока эта пленка ничего не объясняет. Скорее новые вопросы создает. И то, что в первую очередь проявляли пленку, направленную на приборы, ученых (мать их!) и место ожидаемого пробоя, тоже прав. Интересно, а что это за улица была на экране?

– Товарищ Муравьев? А чем сейчас занят товарищ Максимов?

– Работает с показаниями приборов, товарищ народный комиссар, – как-то заторможенно, не отводя взгляда от экрана, ответил начальник проекта. (Бывший начальник! Мысленно решил нарком.)

– Сюда его. Срочно! – и Лаврентий Павлович снова окунулся в размышления, не обращая никакого внимания на перешептывания сидящих в зале. Минут через десять в зал вошел немного напряженный Максимов