Александр Прозоров - Царская сабля

Посохи, пусть и не имея заточенных наконечников, прямым ударом легко проламывали ребра оказавшихся на пути врагов и к тому же не застревали в телах. Опрокидывая стрелков конскими телами, ломая ударами посохов кости и вбивая головы в плечи, монахи закружились в толпе врага, уворачиваясь от уколов пик и отбивая взмахи бердышей. Однако отразить еще и ножи с саблями не успели – от многочисленных ран окровавленные лошади вскоре повалились на утоптанный снег.

К этому моменту в помощь товарищам подоспели спешенные первым залпом молчальники, тоже вступили в схватку. Работали они умело и решительно – но против сидящей в засаде толпы их оказалось слишком мало…

Басарга этого не видел. Он мчался на старицкого прихвостня, едва не завывая от ненависти. Сероглазый негодяй прищурился, несколько раз тренькнула тетива – и гнедой, хрипнув, заскакал от боли на месте, не слушаясь поводьев.

– Назад! – Епископ Даниил, осознав опасность, крутанул коня и рывком распустил узел своей сумки. Замыкающие монахи стали разворачиваться, но увидели, что из-за берез на узкую лесную дорогу высыпают пищальщики и копейщики.

Засада была спланирована на совесть – пути отхода старицкая челядь тоже надежно перекрыла.

– Вау-у-у!!! Пошли, пошли, пошли!!!

Несчастные заводные лошади, не понимая, чем вызвали гнев хозяев, под ударами посохов и плетей отпрянули, понеслись по дороге назад, стаптывая не успевших метнуться в стороны людей. Тех же, что успели, начали добивать посохами подоспевшие монахи. Отбиваться от них застрявшим в кустах старицким холопам было не так-то просто.

Гнедой под Басаргой продолжал прыгать, вскидывая копыта. Боярский сын с трудом удерживался в седле, видя перед собой то небо, то снег, то епископа Даниила, поднявшегося на стременах и методично посылающего стрелу за стрелой в березняк, перед которым двое молчальников вели схватку, третий монах уже висел неподвижно на прогнувшихся ветвях.

– Проклятье! – Боярин Немеровский хищно прищурился, вскинул лук. Басарга, поняв все, крепко сжал бока скакуна, пнул его пятками, заставляя сдвинуться вперед и заслонить собой епископа. Боярин зарычал, быстро выстрелил два раза – и скакун начал заваливаться. Леонтьев выдернул ноги из стремян, подтянул, упираясь в луку седла, прыгнул вперед, на лету взмахивая саблей из-за головы, вкладывая в удар всю свою силу, чтобы развалить врага от головы до пояса.

Старицкий боярин, пятясь, прикрылся луком – и царский клинок глубоко вошел в деревяшку чуть выше ратовища.

– Какой же ты упрямый, Басарга Леонтьев. – Немеровский отбросил безнадежно испорченное оружие, обнажил саблю. – Придется зарезать, чтобы не мешался.

Боярин завел левую руку за спину, встал к Басарге вполоборота, поднял саблю чуть выше пояса, изгибом вверх. Судя по правильной, даже красивой позе, свое обучение ратному мастерству Немеровский прошел отнюдь не у дядьки-холопа, и даже не в монастырских палатах, а где-то у хороших опытных мастеров.

– Ур-ра! – кинувшись вперед, попытался перерубить ему горло Басарга, но Немеровский, чуть сместившись, отвел царский клинок в сторону и – хоп, хоп, хоп! – быстро и ловко глубоко изрубил крест-накрест боярскому сыну всю грудь, да еще и поперек живота полоснул. Отступил, с интересом наблюдая за противником.

Леонтьев громко закричал, снова ринулся в атаку. Старицкий прихвостень удивленно вскинул брови, отбил его выпад, пропуская мимо себя, щедро, со всей силы рубанул поперек спины – Басарга даже потерял равновесие и упал, врезавшись лицом в снег, но тут же вскочил снова.

– Ну, ты гаденыш! – беззлобно покачал головой Немеровский. – У тебя там чего, броня снизу поддета? Так ведь сие не спасет, боярин. Кабы я знал, сразу отрубил бы голову. Теперь отрублю с опозданием, только и всего.

Басарга понял, что именно так и случится. Его враг владел саблей слишком искусно, чтобы не выполнить обещание. Леонтьев замер на месте, пытаясь отдышаться и готовясь к своей последней сшибке.

– Ведь тебе предлагали деньги, дурашка, – укоризненно покачал головой Немеровский. – Деньги, поместье, место хорошее. Почему ты отказался, безумец? Хотя дело твое. Ты сам выбрал смерть. Вот и умри…

Боярин сделал быстрый шаг вперед, в длинном выпаде направляя клинок боярскому сыну в горло. Басарга отбил это нападение без особого труда, но Немеровский при этом оказался слишком близко, и – юный воин даже не понял, как это произошло, – оголовье чужой сабли с силой врезалось ему в лоб. В глазах на миг потемнело, и Басарга опрокинулся на спину чуть не в самое кострище, потушенное, но еще дымящееся.

У дороги в это время главный отряд старицкой засады добивал молчальников – окровавленный бердыш вонзился в грудь последнего из монахов. У березняка холопье копье тоже опрокинуло последнего из замыкающих коноводов. Однако братья из Кирилловского монастыря дорого продали свои жизни. Из тридцати передовых стрелков засады уцелело не больше десятка, в березняке из полутора десятков ратных людей – всего четверо. К тому же епископ Даниил еще не опустил лук, с безопасного расстояния продолжая выбивать выживших врагов.

Именно в этот миг передовой дозор, развернувшийся на шум схватки, разогнавшись по дороге, врезался в главные силы старицких холопов.

Старицкие слуги, будучи умелыми воинами, услышали топот копыт, сомкнули ряды и развернулись, оперли ратовища копий и бердышей в землю, направили их острия в груди коней…

Но какая польза даже от самого великого умения, когда в тебя врезается многопудовая туша летящего на всем скаку боевого коня?

Людей смяло, раскидало по сторонам, по некоторым из них прошли железные подковы, ломая ребра, руки и ноги. Из пяти монахов в седле остался только один, остальные лишились скакунов, а одного копейщик подловил-таки перед смертью на острие рогатины, но все равно после сшибки против четверых молчальников старицких слуг осталось всего шестеро.

Сеча разгорелась с новой силой, а Басарга в это самое время отчаянно пытался отползти от занесшего клинок боярина Немеровского.

– Могу тебя порадовать, дурашка, – сказал напоследок тот. – Дыбы ты избежал…

Рука Басарги нащупала валявшийся у кострища котелок, он тут же взмахнул находкой – старицкий прихвостень приподнял оружие, спасаясь от удара, и не заметил, как в то же самое мгновенье боярский сын одной лишь кистью повернул свою саблю клинком вверх и резко толкнул ее острие под полу кафтана умелого фехтовальщика. Немеровский охнул, округлив глаза, и захрипел. Басарга, пользуясь его замешательством, откатился вбок, толкнулся и вскочил на ноги, держа в одной руке саблю, а в другой – медный котелок с толстым закопченным донышком.