Александр Прозоров - Царская сабля

Что, что могут прятать современные спецы в начале девятнадцатого века?! Не машину же времени они изобрели!!!

– Любопытство сгубило кошку, – пробормотал Женя, сбрасывая скорость перед въездом в Вологду. – Похоже, что и правда только пуля сможет заменить в моей голове непрошеные мысли.

Он поднял телефон, выбрал в записной книжке номер сотового библиотекарши:

– Добрый день, Полина. Мне удалось вырваться пораньше, и я уже в городе. Давайте я вас заберу, мы где-нибудь перекусим, а потом я отвезу вас обратно в Архангельск.

– Что, уже? – В голосе девушки сквозило разочарование. – То есть да, конечно, я сейчас соберусь и выйду. Подъезжайте к зданию архива.

Выбирать рестораны и кафе у Жени Леонтьева получалось плохо. Попасть в места, где можно поесть сытно, недорого и вкусно, почти никогда не удавалось. Хотя вроде должен был научиться: вся работа из сплошных командировок, постоянно мотается из края в край, из области в область. Сам ничего, кроме открытых консервов, готовить не научился. Ан нет, глаз до сих пор не набил.

Вот и сейчас – заметил красиво оформленный под старую гауптвахту домик в сквере, зарулил к нему на парковку, провел девушку в уютный зал, дождался меню. А в нем – только кофе, сок и магазинные круассаны в фабричной упаковке. И алкоголь тридцати сортов с чипсами или сухариками, которыми, понятно, не наешься.

Единственное, что тут было хорошо, так это почти пустой и затененный тихий зал. Самое удобное место для сокровенной беседы. Поэтому кофе и круассаны Женя все-таки заказал, решив отложить нормальный обед на потом, благо закусочных возле шоссе всегда хватало.

Выбрав уютный столик в углу, он помог девушке раздеться, отодвинул перед ней стул, разделся сам, отнеся на всякий случай куртку с телефоном в кармане на самую дальнюю вешалку, затем заказал у стойки угощение, вернулся, сел напротив и попросил:

– Давайте по порядку, Полина. Расскажите мне во всех подробностях, что именно вы нашли в архиве и в чем замешан мой драгоценный мичман?

– Я все перефотографировала, все письма, – выложила на стол свой сотовый девушка. – Могу вам перекачать.

– По дороге перекачаем, путь неблизкий, – отказался Леонтьев. – Чуть подкрепимся и поедем. Вы пока своими словами расскажите, что вам удалось узнать и понять?

– Первое, – сложила ладони перед собой «Мальвина» и впилась в него пронзительно-голубым счастливым взором, – само личное дело мичмана Косливцева в здешнем архиве отсутствует. Возможно, он получил серьезное ранение либо чем-то заболел, из-за чего его отправили в Важский монастырь для излечения. Наверное, вместе с документами, которые где-то там и остались.

– В каком возрасте?

– Этого я сказать не могу, – обиженно выпятила губки девушка. – Дела ведь нет. Но раз он ссылается на целительный убрус и даже отписывает богатые вклады за излечение, то это означает, что лечение было серьезным и в строй после выздоровления он, видимо, вернуться не смог. Доживал жизнь где-то здесь, под Вологдой. Так его документы в здешний архив и попали. А личное дело – утеряно.

– Понятно, – кивнул Леонтьев.

– Второе. Почти весь архив Петра Косливцева оказался состоящим из писем плюс наставление детям, положенное вместе с завещанием. В нем он подробно описывает, кому и почему что оставил, и советует, как поступить с имуществом. Письма в большинстве личного характера, связаны с погодой и с ожиданиями на урожай, похвалами государю, обсуждением деталей армейской службы. Наверно, для историков они должны быть очень интересны. Но самое главное…

«Мальвина» запнулась, поскольку официант принес кофе и круассаны, дождалась, пока тот ушел, и заговорщицким шепотом продолжила:

– Ваш моряк, оказывается, с друзьями обсуждал планы декабристов по изменению империи! Все они отчаянно кляли Муравьева самыми нехорошими словами за его желание разломать страну на куски. Утверждали, что на английские деньги он готовит измену. Дат на этих бумагах не сохранилось, но последней, думаю, была та, где офицеры решили письма столичных заговорщиков в провинцию и к полкам за пределами Петербурга не пропускать, дабы пресечь смуту в зародыше и большого мятежа избежать.

– Н-н-да… – Евгений потянулся за блокнотом. Школу аудитор закончил достаточно давно, чтобы забыть все подробности восстания на Сенатской площади, а справляться в инете со своего телефона теперь опасался. – Мне почему-то казалось, что они только в Питере бунтовали. Нет? Потом проверю… [28]

– Может, ваш мичман после отставки на почте работал? – предположила Полина.

– Нет. Восстание было в двадцать пятом году, а в двадцать втором он еще состоял на морской службе, – покачал головой Женя. – Перебежать с места на место так быстро, да при этом еще и тяжело переболеть – невозможно. Скажите, а про школы, образование, приюты в этих письмах ничего не упоминалось?

– Я помню ваше поручение, Евгений, – кивнула «Мальвина» и тут же отрицательно мотнула головой: – Нет, ничего. Я специально обращала внимание. Даже никаких намеков.

– Обидно…

Разумеется, Женя отказался от идеи продолжать поиски, но голова по инерции все равно продолжала работать в прежнем направлении… Правда, вхолостую.

Общая картина никак не складывалась. Отчего современные спецслужбы вдруг стали столь жестко пресекать исторические изыскания по седой древности? Что из Полиного доклада могло стать «детонатором», тревожным сигналом для системы? Как могли соотноситься дворяне-бунтари с интернатом на Кольском полуострове? Ситуация оставалась непонятной, запутанной до безобразия. И это было обидно.

– Страшная сила – любопытство. – Молодой аудитор допил кофе и поднялся: – Ну что, поехали?

– Не огорчайтесь вы так. – Полина, которая успела прикончить свою крохотную порцию еще раньше, тоже встала. – Ну, не нашли мы ничего про вашу старинную школу. Зато совершили грандиозное историческое открытие! Теперь наши имена войдут во все учебники. И все будут знать, почему на самом деле провалилось восстание декабристов.

– Я не огорчаюсь, – вздохнул Евгений, надевая куртку. – Возможно, так оно даже лучше. Меньше знаешь – лучше спишь.

Они вышли из кафе, по расчищенной от снега дорожке добрались до парковки. Женя отключил сигнализацию, потянулся к ручке дверцы и замер, глядя себе под ноги.

– Что-то не так, Евгений? – Девушка обошла машину и со своей стороны ждала, когда ее впустят в салон.

– Странно… – Молодой аудитор присел на корточки. – Я всего полчаса назад подъехал, а след переднего колеса уже изрядно потерт. Как будто по нему елозили…

Он наклонился еще ниже, заглянул под днище и негромко чертыхнулся: под днищем машины, перед водительским сиденьем, была привинчена скобой на саморезы граната РГД-5, да еще с примотанными скотчем тремя толовыми шашками! Тонкий стальной тросик тянулся от кольца к левому ШРУСу и был закреплен там не абы как, а на туго затянутый хомут.