Александр Прозоров - Царская сабля

Сканы из архива Вологды он пролистал без особого интереса. Декабристы и их «заказчики» аудитора интересовали мало. А про былую ревизию бывший мичман Косливцев в своих письмах или бумагах не вспоминал.

Разве только у флотского офицера имелся дневник? В девятнадцатом веке вроде бы это было модно. Опять же, привычка к ведению судового журнала, отсутствие развлечений, черновики для отчета об аудите…

Вот только где все это искать?

– Возможно, что в печке, – откинулся на спинку стула молодой человек и закинул руки за голову. – И вот мне интересно, кто же это оказался таким щедрым и любопытным, что заплатил Полечке за всю эту малосодержательную макулатуру двойную зарплату ее отца? Да еще оказался столь щедрым, что сделал это анонимно? Причем выдал себя за меня. А значит, знал о наших с библиотекаршей отношениях, знал, чем мы занимаемся, и о том, что я в больнице… Кто же это такой хороший и чего ему нужно?

Вывод напрашивался прежний: спецслужбы. Но если вдуматься: анонимусы советовали аудитору не соваться не в свое дело и угрожали убить. То бишь знали, куда он сунулся, и хотели сохранить государственную тайну. Тогда какой им смысл платить за найденную библиотекаршей информацию? По идее, они и так все знают. И имеют возможность все нужное конфисковать. Прямолинейно и на халяву. А спецы, наоборот, по голове больше ни разу не настучали, на мобильник не позвонили и даже пальцем укоризненно не погрозили.

Выходит, они с Полиной все же свернули с опасного для государственной тайны направления?

И опять по кругу: кто же тогда заплатил библиотекарше около двух тысяч долларов? И главное – за что?!!

– Все как в том анекдоте, – хмыкнул аудитор. – Никто не видит суслика. А он есть!

Евгений еще раз внимательно пролистал сканы, думая на этот раз уже не о таинственной школе, основанной во времена царя Гороха, а выискивая просто подозрительные моменты – странности, несуразности и нестыковки. И моментально наткнулся на очевидную глупость: мичман ухитрился вылечиться в монастыре, разогнанном к чертям собачьим задолго до его рождения.

Причем странность была двойной: вроде как до революции христианские обители холили и лелеяли, а не запрещали и не сносили.

– Важский монастырь, Важский монастырь, – вслух повторил молодой человек. – Неужели это все из-за тебя?

Леонтьев набрал это название в поисковике, полистал вывалившиеся страницы. Старые, уже знакомые статьи читать не стал, отсортировал те, что посвежее… И присвистнул от неожиданности:

– Вот те раз! « Чудотворное обретение иконы Варлаама Важского , – вслух прочитал он. – Восьмого июня две тысячи седьмого года на развалинах монастыря чудесным образом появилась икона знаменитого местного святого, ранее считавшаяся утраченной ». Какое интересное, оказывается, это место, Важская обитель… Двести пятьдесят лет как монастырь запрещен, а чудеса в нем творятся до сих пор! Может, анонимному доброжелателю нужен именно он?

Женя напряженно зачесал в затылке, но информации для выводов было слишком мало. Часы между тем показывали уже три часа ночи. Самое время немного поспать – и на работу. Аудитор выключил компьютер и перебрался в постель.

К тому часу, когда подьячий Леонтьев вернулся домой, его друзья только-только выбрались из своих светелок и допивали остатки меда, погоняя холопов, неспособных найти в погребе ни кваса, ни соленой капусты, ни студня, ни прочих весьма важных и полезных при похмелье вещей.

– Что воевода из Разбойного приказа сказал? Что окольничий? – первым делом поинтересовался Басарга. – Вижу, пусто уже на дворе. Трупы разбойников ночных увезли?

– Увезли, побратим, – кивнул Софоний. – Сетовали, что в живых мы никого не оставили, дабы расспросить можно было. К нам же никаких вопросов нет. Дом твой, ты подьячий царский, мы тоже на службе. Все в своем праве и отбиваться могли любыми способами. Опять же, дозор ночной опоен оказался зельем неведомым, что говорит в пользу нашу и татям ночным во вред. Так что невиновными мы признаны безо всяких сомнений.

– Еще бы! Нешто признает московский окольничий виновным в душегубстве своего тайного племянника? – жизнерадостно рассмеялся боярин Булданин. – Холопы приказные разве только прощения за беспокойство не просили. А как ты, побратим, как служба твоя? Здоров ли царь-батюшка? Как матушка-царица? Какие ныне новости?

Малорослый удалец страстно зевнул. Видимо, дьячки из Разбойного приказа вдосталь выспаться ему все-таки не дали.

– В опале я ныне, вот какая новость, – ответил Басарга. – Гневается на меня Иоанн и в ссылку отправляет. Вы, побратимы, со мной на Вагу поедете али в Москве останетесь?

– Конечно, поедем! – вскинул руку Илья. – Мы ныне друг за друга… Во-още! – Он показал крепкий, покрытый свежими шрамами кулак.

Молодой боярин в задумчивости прикусил губу.

Трое побратимов – трое храбрых воинов. У каждого по одному-два холопа. С такой силой можно против любых татей отбиться, пусть только сунутся. Ночью разбойники неведомые уже попробовали, даже врасплох застали. И что? Ныне в леднике у Разбойного приказа остывают.

Особого подозрения компания бояр, поехавших вместе с другом вступать во владение жалованным наделом, тоже не вызовет. Едут и едут – мало ли таких путников на Руси? Русские просторы широкие, дороги длинные, дела у помещиков в любом конце государства случиться могут. И потому расклад получался самый что ни на есть удобный…

В том, что князь Воротынский не откажет в его просьбе слуг своих ненадолго отпустить, Басарга тоже ничуть не сомневался.

– И ты поедешь, боярин Зорин?

– Поеду. А то как бы ты без нас не заскучал, – засмеялся Софон.

– А ты, боярин Тимофей?

– Отчего не поехать? – пожал богатырь плечами. – Коли мед есть, то и у чухонцев жить можно.

– Спасибо вам, други, не оставили, – с облегчением перекрестился Басарга. – Надобно только пищали с собой взять, у кого есть, оружие свое проверить и холопам с собою дать, броню сразу надеть, перед выездом. За пару дней соберемся, други, или припасы нужно докупить?

– Начало мне понравилось намного больше, – совершенно трезвым голосом ответил боярин Зорин. – Про царский гнев и ссылку. Звучало веселее.

Первый рабочий день после больницы оказался для Евгения Леонтьева коротким до предела. Виктория Яковлевна, посмотрев больничный, вернула его обратно молодому человеку, закрутила в пальцах карандаш:

– Ценю твое рвение, Женя, ты молодец и все такое… Но у нас сегодня не война, чтобы жертвовать собой во имя разгрома темных сил. Наша работа долгая и кропотливая и тянется куда-то в бесконечность. Так что побереги здоровье. У тебя когда указано время визита на врачебный осмотр? Через три недели. Вот и отдыхай. Лечи голову и ребра, ты нам понадобишься умным и здоровым. Выпишут тебя с такими травмами… – потянулась она к настольному календарю, – где-то в конце июня, на июль я тебе сразу отпуск дам для окончательной поправки. Так что раньше августа не появляйся.