Александр Прозоров - Воевода

– Да!

– У вас было много пленниц, храбрый витязь? – Милана положила ладони ему на грудь. – И что вы с ними делали, мой победитель?

– Ну, мы… – попятился парень и вовремя вспомнил: – Не было совсем пленниц в Стекольне. Мало времени у нас тама вышло, торопились очень.

– У тебя не было, юный витязь. А что делали с пленницами другие воины?

– Да ни у кого не было! – взмолился Федька от такой настойчивости.

– Нигде, никого… – разочарованно отступила девушка. – Неужели вы никогда не захватывали пленниц? Кто же в это поверит? Наверное, ты просто никогда не бывал в походах.

– Я бывал! – возмутился Федька. – И с басурманами рубился, и со свеями, и в города вражьи входил.

– И? – ехидно ухмыльнулась девушка, забрасывая ладони за голову.

Паренек недовольно набычился, а потом внезапно вцепился обеими руками в ее груди.

– А-а-а!!! – завизжала Милана и влепила ему звонкую пощечину. – Ты чего, с ума сошел?! Больно же! Нежнее это нужно делать, осторожнее. Ты же не секиру хватаешь, ты женщину ласкаешь. Иди сюда! Поцелуй мою шею. Вот так. Еще… Нет, не слюнявь, я тебе не ложка от варенья. Только губами. Шею, подбородок, губы… Теперь глаза, брови. Уши тихонечко губами потереби… – Девушка задышала тяжелее. – Хватит тискать мою грудь, ты не корову доишь. Ее нужно гладить, ласкать, нежить… И продолжай целовать шею… Тише, тише, сейчас я помогу…

Она торопливо расстегнула кофту, распустила завязки на шее, спустила с плеч края сарафана, наклонила его голову ниже:

– Господи, какой ты неуклюжий! Да, да, продолжай… – Девушка лихорадочно стала дергать поясные веревки юбок, внезапно тихо хохотнула: – Как же вы с ними управляетесь, с пленницами?

– Разрезаем, – внезапно ответил Федька.

Юбки наконец-то упали, и Милана поежилась, обхватив себя руками за плечи:

– Ой, как тут зябко! Но ведь ты согреешь меня, витязь? Ты не дашь мне замерзнуть?

– Нет, не дам… – Паренек, опускаясь на колени, целовал ее грудь, шею, бедра.

– Да раздевайся же ты наконец! – взмолилась служанка. – Хороший мой, мне холодно. Сделай то же самое, но под одеялом!

Только к рассвету Милана наконец стала понимать, что именно делают с пленницами лихие ватажники. И Федька вроде бы тоже.

Молодые люди были бы не прочь уточнить еще больше подробностей – однако дворовой девке нужно было спешить к княгине.

С помощью дворни хозяйка Заозерского княжества оделась, после чего повелела накрывать в столовой:

– Милана меня проводит, – указала она на доверенную девку. – Радунья, подушки сильнее взбей, больно комкаются. И перину переверните, слежалась.

Служанки кинулись готовить постель к будущему отдыху хозяйки, Елена же неторопливо пошла по выскобленным до белизны коридорам:

– Мне доложили, в твоей светелке поселился гость? – вскинула она бровь. – Ладно-ладно, не красней. Сие была моя воля, но о том болтать не стоит. Что наш юный ватажник?

– Он такой забавный, матушка-княгиня, – потупила взгляд Милана. – Совсем невинный. И очень старательный.

– Смотри не надури, – посуровела княгиня. – Это он в тебя втюриться должен до кроличьего писка, а не ты в него! О чем сказывал?

– Не было никого у князя нашего. Ни в походе, ни в Стекольне, ни даже в Холмогорах на общей гулянке.

– Не врет?

– Нет, матушка, истинная правда. Очень уж он побахвалиться хотел, прихвастнуть. Однако же не получалось никак. Не знал, чего сказывать для верности. Кабы вправду бабы были, расписал бы сие в подробностях. Ан не смог. Не видел ничего такого и участия не принимал.

– Ну, коли так… – Елена остановилась, подцепила пальцем подбородок служанки, приподняла, вглядываясь в лицо. – Ишь, как глазки-то блестят. И румяная вся, ровно свеклой натиралась. Что, к невинности своей под одеяло занырнуть хочется? С молодцем горячим поластиться?

– Страсть как хочется, госпожа, – честно призналась проницательной хозяйке девушка.

– Ладно, беги, – отпустила ее Елена. – Пусть черпнет Федька счастия полной чашею. Тем горчее при расставании терять его выйдет.

– Расставании? – испугалась Милана. – Почему?

– А ты думала, он теперича к твоей юбке навсегда пристегнут будет? Так под одеялом твоим жить и останется? Нет, милая. Как распутица кончится, все ушкуйники наши под полными парусами к атаману нашему помчатся, в Новгород свой, будь он трижды неладен.

– Может, нам тогда с ними поехать?

– Окстись, дура! – Княгиня постучала костяшкой согнутого пальца служанке по лбу. – Ночи одной не прошло, а ты уж и мчаться за отроком на край света готова без раздумья… Он в тебя влюбиться должен, а не ты в него, башка бестолковая! Он рассудок должен потерять, а не наоборот!!! Хотя, конечно… – Ее рука скользнула открытой ладонью по лицу дворовой девки. – Чтобы Егора вразумить, грамоткой простой не отделаться. В глаза глянуть надобно, в лицо все сказать, самолично послушания потребовать. Без силы ратной, коли что случится, от меня тут все едино пользы никакой… Чего стоишь? Беги! Любитесь там. Любитесь, пока есть на то такая возможность. Любитесь, пока не насытитесь. Судьба коварна. В любой миг все порушит, и понять ничего не успеете.

Заворочавшись в постели, Егор застонал, присел, пошарил рукой по сундуку, нащупал крынку с квасом, поднес к губам. Жадно отпил примерно треть и с облегчением откинулся назад:

– Что за странная чертовщина? Пили вроде одно только пиво. Вода водой. А во рту – сушняк, словно седьмицу одною воблой питался!

– Не токмо пиво, – ехидно припомнили ему. – Еще вино пили немецкое и испанское, аква виту голландскую по деньге за глоток, стоячий мед и сидр яблочный из Путивля стольного зимой завезенный.

– Михайло? Ты здесь? – прищурился на новгородского купца Егор.

– А где же мне еще быть, княже? – пожал плечами Острожец. – Вроде как я ватагу твою в набег новый снаряжаю. Посему дела все мои токмо с тобой и связаны.

– Я сейчас встану… – простонал Егор и попытался сесть. – О, Господи, это сколько же мы вчера выпили?

– Ну, не столько выпили, сколько людей добрых напоили, – безмятежно откинулся к стене сидящий на окованном железными полосами сундуке Михайло Острожец. – Кормчих русских напоили, что о пошлине сговариваться приплыли, соль вареную из Русы мимо Новгорода возить. Купцов басурманских напоили – поначалу силком, а опосля, когда ты Хайяма им по памяти читать начал и на пророка магометянского ссылаться, то вроде как и смирились. Потом же, опоив до бесчувствия, вы их всех в истинную веру окрестили и о том на торге оповестить не поленились. Отца Георгия, кстати, тоже вы напоили, ибо поначалу он басурман бесчувственных причащать отказывался. Опосля же он по наущению твоему анафему всем монголам объявил, и тем, кто сии проклятия опосля с паперти во весь голос кричал, тому вы по ковшу рейнского вина наливали. Кто, кстати, монголы сии есть, столь тебе ненавистные? Не первый раз ты про них слова нехорошие сказываешь.