Александр Прозоров - Воевода

– Коня мне к башне! Немедля!

– Коня великому князю! – крикнул вниз постельничий, тут же подскочил к Василию, помог встать, с тревогой прошептал на ухо: – Может, не надо, княже?

– Ноги у меня больны, – почти не таясь, ответил повелитель Москвы и многих уделов далеко окрест. – Седалище же от хвори не пострадало. Да и руки крепки, как прежде. Меч получше юноши любого удержат.

– По коням, православные! – повернувшись к выжидающей толпе, рявкнул боярин Возрин. – Сам князь ныне в сечу вас поведет. По коням!

Постельничий помог повелителю спуститься вниз, передал на руки одетым в кольчуги холопам, и уже те посадили московского князя в седло, поднялись в стремя сами.

– Ворота, – тихо скомандовал Василий, и десятки голосов тут же подхватили приказ: – Открыть ворота великому князю!

– За Русь православную! – Василий Дмитриевич вытянул свою драгоценную персидскую саблю булатной стали и первым проскакал по опущенному на мешки с землей пролету подъемного моста.

Как и полагается, дружина, выходя из тесных ворот на простор предполья, раздалась в стороны, дождалась, пока за пределы стен выберутся все воины, и только потом, по команде великого князя, помчалась вперед, расходясь флангами, охватывая слободу и справа, и слева, и вламываясь в нее прямо в лоб.

Новгородские разбойники ответили тревожным пересвистом и криками. Стало видно, как сотни Яндыза сразу легко и быстро двинулись вперед, расчищая улицу за улицей. Тати кинулись бежать, даже не вступая в бой, от одного лишь вида несокрушимой московской силищи.

Перейдя с рыси на шаг, князь Василий медленно проехал по заваленным телами проулкам, загороженным телегами и санями, миновал площадь у колодца, увидел вдалеке, на Тверском тракте, отстающих от общей массы новгородской рати всадников, пугливо оглядывающихся и погоняющих лошадей, дал шпоры коню, разгоняясь сам и указывая саблей дружине:

– Догоните их! Возьмите! Приведите ко мне!

Московская рать быстро втягивалась на широкую, почти в полста шагов, наезженную дорогу, идущую в сторону Новгорода. Тут и там валялись щиты, тегиляи, зерцала, даже копья и мечи, брошенные драпающим воинством. Стремясь по мере сил облегчить коней и освободиться от тяжести сами, северные храбрецы сбрасывали с себя все, что только можно. Местами попадались и сломанные телеги со слетевшими колесами или вывернутыми оглоблями. Новгородцы, тикая, даже не выпрягали из них лошадей, бросали как есть, с награбленным добром, и бежали дальше!

Правда, примерно через версту, за поворотом, уводящим тракт округ болота, дружина напоролась на заслон: поставленные в два ряда телеги, за которыми засели лучники и копейщики. Ливень из стрел и сулиц вынудил конницу остановиться и попятиться. Однако передовые сотни быстро спешились, под прикрытием щитов подбежали к баррикаде и сразу, не теряя времени, стали ее раскидывать. Новгородская полусотня вступить в рукопашную схватку не решилась: побежала в болото, едва только стало ясно, что москвичи вот-вот прорвутся. Вытягивая глубоко увязающие ноги, падая на четвереньки, роняя стрелы и колчаны, разбойники уползли в низкие заросли ивы и чахлых болотных березок, оттуда попытались пускать стрелы, но уже совсем редко – всего пять или шесть и прилетело. Дружинники за беглецами даже не погнались – куда они теперь денутся? Все едино потом переловят, коли не догадаются подальше в чащу забиться.

А лезть на лошади в топь…

Ну его – впереди цель повкуснее будет.

Через четверть часа кованая рать вновь понеслась дальше, уже не видя оторвавшегося врага, но наглядно наблюдая следы его паники: рассыпанные мешки с припасами, скинутые на обочину чересседельные сумки, мешки, скатки.

Спустя несколько часов дружинники опять наткнулись на заслон. В этот раз опрокинутых поперек пути телег оказалось всего три, но лежали они на мосту через безымянную речушку с черной торфянистой водой. Сама – в три шага шириной, да только русло себе вымыла в две сажени в глубину и три косых сажени от склона до склона. Не перескочишь.

Стрелы и сулицы опять вынудили конницу остановиться, разойдясь по широкому лугу перед мостом. Передовая полусотня спешилась и привычно пошла вперед, выставив перед собой золотых львов на алом фоне, быстро раскидала препятствие. Дружина двинулась дальше, лишившись одного коня, не считая раненых, а разогнанные новгородские бойцы удрали в заросли лещины вверх по ручью, потеряв убитыми двух человек.

Погоня продолжалась: вперед, вперед, вперед!

Вскоре наступившие сумерки вынудили великокняжескую кованую рать остановиться. Люди, раззадоренные легкой победой и предвкушением кровавого развлечения, готовы были мчаться всю ночь напролет – да вот лошади тяжело дышали, роняя розовую пену, и с трудом соглашались переходить с шага на рысь, как ни понукали их всадники.

– Ничего, – утешил господина Яндыз, спешиваясь возле Василия Дмитриевича. – У новгородцев лошади похуже наших будут, и тоже выдохлись. Коли не остановятся, падать начнут, нам же лучше. Завтра нагоним. Дозволь мне?

Великий князь лежал на попоне, полузакрыв глаза и не шевелясь. Скакал он с легкостью, но вот когда холопы сняли правителя с седла – ноги внезапно захлестнула такая боль, словно весь этот путь он прошел пешком. Однако сейчас, пока Василий лежал, она потихоньку отступала.

– Сам нагоню, – ответил, не поднимая век, правитель. – Негоже дружине без князя свого в походы ходить. Сам догоню, сам и суд учиню. Попомнят еще новгородцы этот набег. Руки отрубленные собрать велю и ладью с ними на Волхов отправить, дабы помнили. А по зиме с ратью визит ответный учиню. И пусть токмо попробуют ворота мне сами не отворить! Камни тамошние – и те кровавыми слезами плакать будут!

– Коли их было десять тысяч, – прикинул Яндыз, – и заловить удастся хотя бы половину, то уже на полста сотен силы новгородские убавятся. А многие еще и просто разбежались. Пока выберутся, пока от ужаса своего отойдут. Иные же и просто из города со страху убегут. После поражений больших завсегда так бывает. Считай, полные десять тысяч ратников из строя вражьего выбили. Да, слаб будет зимой Новгород, хоть голыми руками бери.

– Еще не выбили, – сказал отдыхающий князь. – Еще догнать надобно.

– Завтра догоним, – твердо пообещал татарин, поднялся и на правах второго после князя воеводы стал расставлять караулы; назначил людей развести костры, приказал забить десять самых слабых раненых скакунов и зажарить, дабы накормить воинов.

«Проклятый Чингисид забирает власть, даже не спрашивая моего разрешения, – подумал Василий Дмитриевич, слыша с попоны его уверенные приказы. – Приручить его надобно либо назад отправить. Иначе подсидит меня в Москве… Точно! Серебра дать, царевичей с людишками, да в Орду спровадить, дабы стол ханский себе возвращал. Одолеет Булата, скинет – то мне хорошо. Друг в Поволжье править будет. А сгинет безвестно, то и ладно. Одной опасностью меньше…»