Евгений Щепетнов - Бандит [СИ]

Глупо, конечно — ведь она знает его всего несколько часов! Но ведь кому-то надо в конце-то концов поверить! Герда очень устала быть одна. Устала бегать, скрываться, никому не доверять.

А еще — возможно на нее подействовало то, что он кормил ее с ложечки как ребенка. Как заботливая мамочка — вытирая Герде испачканные губы куском полотна и приговаривая: « Еще ложечку! Вот умница! Вот молодец! Хорошая девочка! »

Она рассказала этому парню все, о чем он ее спросил. И о чем не спрашивал — тоже. Рассказала всю свою жизнь за последние несколько лет. Скучно, без эмоций, так, будто это все происходило не с ней, а с какой-то другой девушкой. Парень спрашивал и переспрашивал так же скучно и спокойно, будто говорили они о чем-то совсем неважном — о погоде, о надоях скота, об урожае бобов. Однако Герда чувствовала его интерес, а еще — кипящую в нем ярость, которая искала выхода и не находила его. Герда сбилась с рассказа, запнулась, посмотрела в лицо парня, пытаясь определить, не на нее ли он сердится? Может она что-то сказала или сделала не так? Но парень, назвавшийся Келланом, успокоил ее (будто прочитал мысли), и сказал, что сердится на ее отчима, а еще — на мать, которая сделала все, чтобы ребенок попал в такую беду. Герда сразу заволновалась, постаралась убедить, что мама ни в чем не виновата, она просто околдована этим негодяем, но было видно, что Келлан ей совершенно не верил.

После ужина и рассказа Келлан встал, пошел куда-то в угол и вытащил оттуда деревянную бадью, торжественно объявив, что теперь это будет ее отхожее место. И что прежде чем Герда отправится спать, она должна сделать свои маленькие и большие делишки. Иначе он выставит ее на улицу, куда-нибудь под забор — чтобы не пачкала его чистые простыни.

Герда так-то уже привыкла спать на улице, но в этот раз ей ужасно хотелось поспать на кровати, потому все-таки пришлось подчиниться. И это было ужасно. Она даже вспоминать не хотела, как ей было плохо. И морально, и физически. Она ведь все-таки молодая девушка, и делать ЭТО при парне ее же возраста, красивого, как бог, похожего на ее отца — это ли не высшее унижение? Одно только сказать — Келлан в это время держал ее на руках, как маленького ребенка. Только животик не гладил, чтобы она лучше сделала ЭТО…мда.

А еще ей было очень больно. Очень. Спину будто жгло раскаленным железом при каждом неловком движении. Простреливало так, что слезы текли из глаз и дышать становилось почти невозможно. И в эти моменты Герда очень жалела, что не умерла там, на улице, затоптанная насмерть сапожищами здоровенного негодяя. Сейчас бы уже переродилась и жила в новом теле — веселая и довольная. А может быть даже и встретила папу. Она обязательно узнает отца — как бы он в своем новом перерождении ни выглядел. Иначе — это было бы несправедливо. Она ведь так по нему тоскует! Он бы никогда не допустил, чтобы с любимой дочкой случилось ТАКОЕ.

Боль долго не давала Герде уснуть. Она лежала, хрипло и тяжело дышала, прислушиваясь к ровному тихому дыханию в соседней комнате. Несмотря на дергающую, не прекращающуюся боль, девушке впервые за полтора года было уютно и хорошо — даже с больной распухшей спиной и висящими как тряпки ногами. Ведь Келлан ей сказал, что все будет хорошо, а значит — оно будет хорошо! Он ведь не человек, он ангел, посланный с небес к ней на помощь!

И с этими мыслями Герда все-таки уснула, вернее — забылась больным и тревожным сном. Снилась ей залитая полуденным светом улица, толстая торговка, которая грозила ей кулаком, и Герда снова слышала буханье тяжелых ног у себя за спиной. Но теперь она знала — эти ноги ей не страшны. Теперь ее больше никто и никогда не догонит.

Утро в общем-то началось как обычно. Обливание водой, прыжки, бой с тенью, тренировка с оружием — ножи, меч, и все-таки копье. Надо мне владеть этим самым эффективным в мире оружием ближнего боя. Без копья тут никак. Я читал, что и на Земле копье всегда было основным оружием, не зря же воины, которые бились в строю, в основном имели броневую защиту на голове, плечах и руках. Тело прикрыто длинным щитом, а все удары наносятся поверх щита, копьем — как раз в голову и плечи. Да и в одиночном поединке меч использовался только как вспомогательное оружие когда копье было уже непригодно к использованию. Да и вообще — надо владеть всеми видами оружия этого мира, никогда не знаешь, чем тебе придется воспользоваться. Может, в один прекрасный момент придется воспользоваться оружием своего поверрженного противника, чтобы отбиться от остальных его «корешков». А если у него имеется только копье?

Потом кормил, поил, подмывал и укладывал на постель своего найденыша. Взвалил — так и неси теперь эту ношу. Мы в ответе за тех, кого подобрали на помойке…

Строго-настрого приказал ей не вставать с постели во время моего отсутствия, и на всякий случай уходя запер дверь дома на специальный магический замок, приложив к нему даденный мне Аурикой свой амулет-«пропуск».

Сегодня я пойду на портовый базар и понаблюдаю за обстановкой. Нужно понять, кто там рулит, и хорошенько подумать, что можно извлечь из полученной информации. Засела у меня в голове идея стравить банду Шараша с двумя бандами контролирующими порт. Ей-богу, если она схлестнется с такими же как он отморозками…хорошо будет. Пусть режут друг друга и не занимаются глупостями вроде розыска сбежавшего убийцы-ворка. Нужно устроить так, чтобы им всем точно было не до меня.

А после рынка я еще кое-куда зайду. И надеюсь, что отобранных у менялы денег мне хватит на то, что я хочу получить. Очень на то надеюсь.

Через полчаса я уже шагал по улице, вернее — медленно ковылял, передвигаясь как проклятая подраненная утка. Ох, и достают меня эти пешие прогулки через весь город! Чертово средневековье! Весь общественный транспорт — извозчики-ухари, прообраз таксистов двадцать первого века. Сознание которых не меняется с самых что ни на есть пещерных времен, когда они возили пассажиров на игуанадонах, и брали за услуги кремниевыми наконечниками…

В конце концов, я все-таки не выдержал и поймал извозчика, громыхавшего по мостовой окованными железом колесами двухместной коляси. Цена оказалась не так уж и велика — если сравнивать с моим нынешним капиталом, и совсем неподъемна, если посмотреть на нее с точки зрения какого-нибудь селянина. Две мелких серебрушки — вообще-то за такие деньги можно питаться несколько дней, и оченно даже сытно!

Пришлось поторговаться с этим гребаным таксером, он желал поиметь с меня три серебрушки, но я стоически держался, отбрехиваясь от него нарочито старческим голосом и причитая, как опереточная придурковатая старуха. Видимо есть у меня все-таки зачатки актерского мастерства, так как я все-таки сумел отбить от жадных лап здешнего таксера свой маленький трудовой серебряник. Ба-а-бушку хотел развести, хад такой бесстыдный!