Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— В небесах отосплюсь, — буркнул начальствующий тип. — Ступайте, готовьтесь.

Это, как укатали-то змейство его дела посольские, размышлял я, бредя по коридорам управы. Впрочем, “в небесах” это он, очевидно, про суда воздушные, а то мне, при всей его злонравности, новое начальство не потребно. Поставят ещё Младена какого. Так я ж и до смертоубийства дойти смогу. А тут хоть гад, но свой всё же. Отметил я мысли, мне не свойственные, к персоне, лишь здравых опасений заслуживающей, да и встряхнулся. Размякаю, не дело это. Причины понятны, но с благоглупостью бороться надо непримиримо.

А вообще, конечно, выбрал я время для личной жизни, хотя и не вполне выбрал, а сложилось так. Но это не важно. Всё равно, нашлось время, когда Управа мало, что не на ушах стоит. Серонеб, например, меня углядев глазищами красными, на столик с видом мученическим гаковницу скорострельную брякнул!

Я сие орудие с пристрастием оглядел, в техническом состоянии её образцовом убедился, да и отодвинул.

— Не потребно ныне, — оповестил я.

— Хто тут? — вздрогнул задремавший на ходу завхоз. — Орм, бес злорадный, не дам я тебе…

— Уже дали. А я говорю — не надобно. Лучше, когда на самокате экспедиция будет — выдавайте. Без истерик ваших и симулянства бездарного, — припечатал я скаредно утаскивающего в закрома гаковницу Василича. — И вообще, что у вас творится-то? — резонно осведомился я. — Только с экспедиции, а вокруг как дом для головой скорбных.

— Таковой и есть, — вздохнул дед. — Пятый день на службе безвылазно сижу, — зевнул он. — У нас сбор послов Союза Полисов Гардарики намечается. А ты, небось, в экспедиции пересидел, — несправедливо укорил меня он.

— Пересидел, скажете тоже, — фыркнул я. — Это работа моя прямая, да и в Полисе за седмицу день лишь был! Да и завтра опять бес знает куда, начальство у меня загнанное, ликом кочан капустный напоминающее, маршрут не озаботилось обозначить.

— Леший? — буркнул дед, на что я заинтересованно кивнул.

Дед влез в недра конторки, пошебуршал бумагами, вытащил замызганный список, да и зачитал мне с него:

— Леший. Завтра Меньск, послезавтра Нидарос, а пару дней спустя от завтрева, Рим. Эк вас мотает-то! — покачал головой он. — Но самолёт скоростной на полночь выписан, всё успеете, — покивал он.

— Эммм, — несколько удивился я. — А у вас-то, Серонеб Васильевич, данные сии откуда? Вы ж вроде складом заведуете?

— Ну да, — ехидно, хоть и не выспато, уставился на меня дед. — Глава ведомства снабжения Управы Посольских Дел, — выдал он.

— А что ж вы тут, а не в кабинете начальском делаете? — уже серьёзно изумился я.

— А этим олухам склад доверь, без штанов оставят и по миру пустят, — доходчиво ответил немалый чин.

— И всё равно вы жадина, и потребное, в службе необходимое, выбивать из вас буду! — справился я с изумлением.

— Да выбивай, всё одно не так скучно, — отмахнулся гадкий дед. — Щаз-то чего канючить припёрся? Полк милитантов в эфирных доспехах?

— А у вас и полк есть, — запоминающе покивал я. — Это хорошо. Но мне сейчас, окромя саквояжа сейфового, и не потребно ничего.

— Не “ничего”, — отрезал дед, саквояж притягивая и его разверзая. — Леший твой ни сам не явился, ни человека не прислал, — сказал он, пихая в недра саквояжа тонкую папку бумажную. — Ордер на довольствие денежное, именной, сам отдай, либо получи в кассе.

— Точно бардак и дом разумом скорбных, — поставил я диагноз, удаляясь со склада под кивки скаредного деда.

А вообще, хмыкнул я, к кассе направляясь, уже второй немалый чин, начиная с начальства злонравного меня как тренажёр психологический пользует. Судьба у меня такая, и в гетеры что ль податься? Обдумав эту мысль, я решил всё же остаться собой. Даже ежели исключить вопросы постельные, мне неугодные, пациенты мои, кроме злонравных антикварных злыдней, будут жизни себя решать массово. Ну, мне так мнится, так что, а ну к лешему стезю гетеры, разумно заключил я.

Да и направился я с погрустневшей Милой прощаться. Вообще, начал я сам себе напоминать “слепоглухонемого капитана дальнего плавания”, учитывая график. Так что озвучил своё, возможно занудное, но, как по мне, уместное: “а оно тебе надо?”

За что был подзатыльником вознаграждён (это было семейное насилие физическое), по вознаграждённому поглажен, дураком обозван (это было семейное насилие психическое), после чего на ложе увлечён.

В общем, подвержен был я всяческим мукам и насилию, что парадоксально привело меня к явке в управу с улыбкой на всю пасть. Вот леший знает, с чего.

Впрочем, Леший ни беса не знал, а изволил клевать носом. На явку моей персоны он вздрогнул, очами злостными повращал и выдал:

— У вас деньги есть, Ормонд Володимирович? — выдало это чудовище. — Бесовщина какая-то, — пожаловался он. — Касса закрыта, чин довольствия мне изрёк, что довольствие выдано. А вот ни лешего не помню, может, и брал, но в бардаке нынешнем… В общем, ежели есть, одолжусь у вас. Верну через четыре дня, как раз вернёмся. А то по времени ни беса не успеваю.

— Есть, — благонравно отвествовал я, выкладывая на стол лист довольствия и денежку.

— Дельно, это вы молодец, — прибрал к лапам денежку начальник.

— Вам, Добродум Аполлонович, реально поспать надо, — проявил заботу я. — Впрочем, я это вам уже говорил, только не помните ведь ни лешего. Какое посольство, ежели вы в полусне?

— Надо, в самолёте, — не стало змействовать начальство.

Реально бардак, мысленно злопыхал я. Мне это чудище реально жалко! Впрочем, припомнив уже в самолёте название своей медали, от деструктивных чувств я избавился, на посапывающего Лешего удовлетворенно повзирал, да и сам задремал.

В Меньск мы прибыли через пару часов, где возмущённый я вынужден был повторять “марионеточную постановку”. Вот только вместо идолища был Леший натуральный, отказывающийся просыпаться категорически. В общем, в нумере я знал, что медаль хоть мне выдали из злонравного глумления, по факту она заслужена и именно тем, за что выдана: дрыхнувшее начальство тягалось эфиром, уместно кивало, верительные грамоты протянуло, да и пакет от встречающего приняло. Ну а что молчалив — то не моя забота. Пущай ещё медаль организует, “за беспримерное чревовещание”, тогда и подумаю.

Проснувшийся на рассвете Леший был более или менее собой. То есть вызывал не жалость, а желание приголубить булыжником. Барственно покивав на мой доклад о проспанном, снисходительно выдал: “хороший секретарь”, да и уткнулся в бумаги, встречающим переданные.

А вот встреча с главой Посольской Управы Меньска меня совершенно не порадовала. В течение трёх часов, с восьми пополуночи, сей усатый тип стучал кулаком по столу, провозглашая позицию, причём не только Меньска, а десятка окрестных Полисов. И была это позиция, что бриттов “надо спровоцировать и извести”.