Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

— У этого Денисова друзья-то хоть есть?

— Не друзья. Дружки, — зло выплюнул Коля. — Вот увидишь, он быстро сколотит свою шайку и начнет терроризировать остальных. Всегда найдутся желающие использовать его деньги, статус и безнаказанность.

— Знаешь, — тихо сказал я, — мне знаком такой тип людей. Такие понимают только силу. Пока не прижмешь так, что едва не раздавишь, не угомонится.

— Это Аудиториум, Миш, — шикнул на меня лекарь. — Здесь строгие правила. Я просто боюсь, что он найдет способ их обойти.

Но я был непреклонен.

— Если он не намерен их соблюдать, с чего мы станем терпеть его выходки? Полезет — пожалеет.

Сперанский лишь неодобрительно покачал головой.

— Порой я тебе удивляюсь, Михаил. Вроде из приличной семьи, а иногда говоришь такие странные вещи, словно вырос где-нибудь на Лиговке. В мире, где в наших руках сосредоточено столько силы, нельзя переходить черту. Таким, как мы, особенно важно соблюдать этикет и формальности. Потому что если мы начнем срываться с цепи, все превратится в хаос.

Забавно, что почти такими же словами в свое время Корф объяснял мне важность соблюдения законов. Только у Сперанского мотив был иной.

— Вот за это ты мне и нравишься, Коль, — улыбнулся я. — Ты гуманист. Да вот только мы живем ни разу не в гуманном мире.

Сперанский не стал спорить. Вместо этого он осторожно постучал в кабинет с медной табличкой 103.

— Входите! — глухо донеслось из-за двери.

Мы завалились внутрь прямо с сумками.

Дама дважды бальзаковского возраста опустила на нос очки-дольки и взглянула на часы.

— Первокурсники, так? — мы синхронно кивнули. — Что-то рановато вы явились. В приглашении же сказано, что прибыть надлежит в полдень. А сейчас половина одиннадцатого.

Коля взял инициативу в свои руки.

— Простите великодушно. Мы ехали из-за города. Переживали, что застрянем в пробках, а дорога оказалась пустой…

— Разумеется, пустой, — проворчала дама. — Сегодня же воскресенье. Ладно уж, юноши. Присаживайтесь, давайте документы. Будем искать, куда вас определили.

Отставив в сторону изящную фарфоровую чашку со спитым чаем, женщина царственно поднялась, проплыла через весь кабинет к стеллажу с массивными папками и, вытащив одну нужного номера, вернулась на свой трон.

— Так-так, господа… — взглянув на наши фамилии, она сверилась со списками зачисленных и принялась листать страницы. — Все наши студенты живут в Домашнем корпусе. Он расположен ближе к западной части острова.

“Еще Домашний корпус называют Крестом”, — прозвучал у меня в голове голос Коли. — “Потому что если смотреть на здание сверху, получится равноконечный крест. Почти что как Мальтийский”.

— В Домашнем корпусе четыре крыла, три из которых жилые. Северное крыло занимает преподавательский состав. Западное — мужское крыло. Восточное, соответственно, занимают женщины.

— А южное? — спросил я.

— В Южном крыле располагается столовая, Общий зал, залы для подготовки и мастерские. Не переживайте, наши студенты даже в самых многочисленных потоках никогда не жаловались на тесноту. У вас будет все самое лучшее из необходимого!

Дама рассказывала с такой гордостью, что я невольно улыбнулся, заразившись ее воодушевлением. Уже и самому не терпелось наконец-то взглянуть на местный быт. Тем временем сотрудница прочертила пальцем линию и наконец-то нашла нас.

— Соколов и Сперанский… Повезло, господа. Вы в одной комнате. Пятый этаж Западного корпуса, комната номер 507.

— Благодарю. Не соизволите ли уточнить, кто еще разместится вместе с нами?

— Отчего же не соизволить, — улыбнулась дама. — Господа Афанасьев и Ронцов. Ронцов, к слову, тоже ранняя пташка — уже отметился у меня в списках. И сразу предупреждаю, господа, это учебное заведение, а не отель. Переселяться нельзя!

Мы с Колей одновременно выдохнули с облегчением.

Кто угодно лучше, чем Денисов. Окажемся в одной комнате почти полным составом, только жаль, что Малыша Рахманинова поселили не с нами. Эта гора мышц нам бы пригодилась в противостоянии дедовщине. Да и вообще Малыш казался мне парнем надежным.

— Интересно, по какому принципу наполняются комнаты? — не особенно рассчитывая на ответ, спросил я. — Или это внутренняя тайна Аудиториума, которую нам не доверят?

— Могу сказать лишь, что распределение строится на основе вашего взаимодействия друг с другом на испытаниях, — ответила дама. — Очень часто студенты обнаруживают соседями своих одногруппников.

“Все так и вышло. Только выяснить бы еще, кто этот Ронцов”.

“Выясним, не отвертится”, — ответил Сперанский. — “Есть у меня одна догадка”.

— Сердечно благодарим за помощь, — я забрал протянутые документы и поднялся. — Дозволено ли нам будет пройти в Домашний корпус?

Дама в странных очках снова взглянула на часы и вздохнула.

— Ну что же с вами делать, сиятельства… Дозволено, конечно. Не отправлять же вас на мороз да еще и с вещами. Ступайте в корпус, там сориентируйтесь. Заодно будет время освоиться.

Мы с Колей еще раз рассыпались в любезностях и бочком-бочком выползли за дверь.

— Ну что, идем искать? — заметно приободрился Сперанский.

— Ага. Тебе с баулами помочь? Ты ж их до сюда-то едва допер.

— Нет, сам должен. Говорил мне отец, что помимо книг нужно уделять больше времени физкультуре, а я его не слушал…

Болтая о всяких безделицах, мы вышли на улицу. Народу заметно прибавилось: у ворот уже выстроилась настоящая очередь, и я обрадовался, что прибыл раньше. Не придется плясать на холоде.

Дорога в Домашний корпус лежала через парк — прямая, словно стрела, аллея вывела нас прямиком к Кресту. Мне понравилось, что здесь не прослеживалось какого-то особого замысла: деревья росли не по строгой линии, а как получилось. Не было по пять фонтанов на каждом шагу, да и редкие скульптуры застенчиво прятались в разных уголках. Словом, все было просто, как я любил.

А еще здесь было полно девиц на пробежках. Пришлось даже шикнуть на Сперанского, чтобы не пялился так открыто на девчонок в форменных тренировочных костюмчиках.

— Возможно, мне здесь даже понравится, — широко улыбнулся Коля, проводив взглядом очередную старшекурсницу с аппетитно обтянутым велюровыми штанами задом.

— Что-то я тебя раньше не уличал в подобном.

— А когда на это было время? — вздохнул лекарь. — К тому же на кого мне было пялиться? На сестру или на Ирэн, которая мне тоже как сестра? Но ничего, тут-то я и восполню пробелы…

В том, что в первые месяцы у нас будет время на что-то кроме учебы, я сильно сомневался. Первые два года в Аудиториуме были самыми кошмарными — по всеобщему признанию. Старшекурсники вспоминали “базу” как страшный сон, а “базисты” видели в самых счастливых снах только распределение по специализациям.