Светлана Меркина - Янка при дворе царя Петра

– Не помешаю, мадмуазель?

Девочка вздрогнула и испуганно ахнула:

– Ах, сударь, вы меня напугали!

– О, пардон, мисс, я не хотел вас напугать, – учтиво сказала Янка, входя в образ ловеласа. – Почему вы здесь одна в такой поздний час?

– Так получилось, – девочка подняла на Янку свои большие глаза.

– О, могу предположить, что вы поссорились с кем-то, кто вам не безразличен? Я угадал?

– И да, и нет, – уклончиво ответила девочка, отодвигаясь от Янки, которая придвинулась к ней весьма близко.

– А вы сударь, верно из свиты государя? – осмелилась спросить девочка, теребя уголок платья.

– Нет, а с чего вы взяли? – томно спросила Янка.

– Я видела вас рядом с государем, когда он вошел.

– Я могу быть просто его другом, – слегка касаясь ее локтя, произнесла Янка, окончательно входя в роль. – Позвольте вашу ручку, – она бережно взяла девочку за руку. Та попыталась вырваться.

– Что вы делаете?!

– Просто пытаюсь с вами познакомиться, – ответила Янка, не отпуская ее руки, а второй обнимая за талию.

– Да как вы смеете! Да вы что? Пустите! – девочка прямо обмерла от страха. Это Янка поняла по тем судорожным движениям, которыми она пыталась вырваться.

– Послушай, малышка! – Янка вдруг заговорила как американский ковбой. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты целоваться умеешь?

– Что? – девочка от возмущения даже онемела.

– Значит, не умеешь. – Янка вдруг сильно обхватила ее. – И я не умею, – она вдруг резко зажала ей рот поцелуем. Девчонка в ее руках как-то сразу ослабла и закрыла глаза. Супер, подумала Янка. И тут…

– Как вы посмели! – раздался совсем рядом звонкий мальчишеский голос. Янка вздрогнула от неожиданности и чуть не уронила девочку, буквально повисшую у нее в объятиях. Осторожно посадив ее на скамью, Янка обернулась и увидела мальчика лет четырнадцати в красном кафтане и бархатных штанах того же цвета. Его темные волосы выбились из-под бархатной треуголки. Мальчишка гневно сверкал глазами.

– Как вы посмели? – резко выкрикнул он с немецким акцентом. – Вы оскорбили честь моей сестры! Защищайтесь! – он выхватил шпагу.

– Круто! – усмехнулась Янка, снимая с плеча сумку, и положив ее у скамейки. – А вам не кажется, сударь, что сводить счеты при даме неуместно настоящим джентльменам? – как по книге с достоинством спросила Янка.

– Зер гут! – согласился мальчишка. – Иди домой! – велел он девочке. Она тут же убежала.

– Итак, сударь! – мальчишка выставил шпагу. – Защищайтесь!

– Я бы почел за честь быть к вашим услугам, но у меня нет шпаги! – не растерялась Янка. Мальчишка был выше ее, но вряд ли он знал приемы борьбы.

– А! Так ты холоп! – злорадно вскричал он. – Тогда я убью тебя! – он сделал выпад вперед, и тут же каратистским движением ноги Янка, увернувшись, выбила у него шпагу. Она со звоном отлетела в сторону. Мальчишка от неожиданности отпрянул. Янка приблизилась к нему.

– Мне жаль, но, по-моему, ты сам напросился, парень! Я тоже не прощаю оскорблений! – со сдержанной злостью сказала она и ловким приемом самбо бросила его через бедро. Мальчишка вскипел и кинулся в обычную драку. Янка опять бросила его через себя. Падая, мальчишка ухватился за нее, и они оба грохнулись не песок. Это разозлило Янку. Она с разворота врезала ему кулаком под глаз.

– Это тебе печать на удостоверение личности! – яростно выдохнула Янка, сатанея от злости. Мальчишка барахтался в песке как перевернутая черепаха. Наконец, Янка уселась на него, прижав ему руки к земле.

– А теперь ты скажешь, простите, пожалуйста, я поступил нехорошо, обозвав вас плохим словом! – сквозь зубы процедила Янка, сидя на нем верхом. Мальчишка презрительно скривился и завозился, пытаясь вылезти из-под нее. И ему уже почти это удалось, но Янка милицейским приемом сбила его с ног. Он грохнулся на живот, она заломила ему руку за спину. Он охнул, уткнувшись лицом в песок. Янка вывернула ему руку сильнее. Он замычал от боли.

– Проси прощения, ну! Или сожрешь весь песок в этом саду! – тыкая его лицом в дорожку, рычала Янка. Худо пришлось бы этому парню, и неизвестно, чем бы все это закончилось…

Вдруг Янка почувствовала, как чья-то сильная рука больно сжала ей шею и потянула вверх. Она от неожиданности отпустила мальчишку и обернулась. Петр, сопя и стиснув зубы, поставил ее на землю.

– Ты что же делаешь, а?! – едва сдерживаясь, загремел он. – Ты почто мне драку затеял?! – он сильно встряхнул еще не остывшую Янку.

Простившись с Анной, Петр пошел на поиски Янки, услышал какую-то возню, раздвинул кусты и увидел: Янка катается в пыли и мутузит (Петр сразу узнал) сына лучшего корабельного мастера из Голландии Ренсена.

Мальчишка тем временем поднялся и, одернув кафтан и подобрав свои вещи, взъерошенный и жалкий, с фонарем под глазом, отплевываясь, прихрамывая, побрел по песчаной дорожке.

Янка грубо вырвалась у Петра и резко повернулась к нему.

– Какого черта ты влез! – дерзко сказала она. – Мое это дело! Понял?! Мое! И не лезь, когда не просят! Иди вон со своей…пигалицей целуйся! – в исступлении крикнула она, едва сдерживая злые слезы. Петр побелел.

– Что?! Как…ты ее назвал?! Дрянь! – он ударил ее наотмашь по лицу. Янка отлетела как футбольный мяч. В голове зазвенело, во рту стало солоно. Она медленно поднялась, провела рукой по губам. На руке остался кровавый след. Она взглянула на Петра. Он подошел, сопя, схватил ее за шиворот, поволок за собой. Янка спотыкалась и упиралась. Он дотащил ее до экипажа. Меньшиков, сидевший на козлах, увидев белого от гнева Петра и всколоченную с разбитой губой Янку, удивленно свистнул.

– Вяжи его, Данилыч! – прохрипел, задохнувшись бешенством, Петр. Алексашка, все еще удивляясь, связал Янке руки ремнем и втолкнул в одноколку. Всю дорогу Петр молчал, стиснув зубы и сжав кулаки. А как доехали до места, резко слез с экипажа и велел Алексашке:

– В амбар его до утра! – и стремительно ушел во дворец. Меньшиков поволок, упирающуюся Янку в амбар. У двери развязал ей руки и втолкнул внутрь. Запер. Потом его темная физиономия появилась в окошке.

– Ну, допрыгался, Янка? – тихо сказал он. – А я упреждал тебя. Завтра, коли не повинишься, он тебя повесит, али еще чего.

– Иди ты к черту! – сквозь зубы процедила Янка. Алексашка усмехнулся, продолжая стоять.

– Пошел отсюда! Ну! – она замахнулась на окно сумкой. Алексашка засмеялся:

– Ишь, буйный какой! Ничего, за ночь остынешь! – и ушел.

Янка уронила сумку, бросилась на солому и заплакала от бессилия и злости на себя и на Петра. Потом, немного успокоившись, она оценила свое положение, и у нее снова задрожал подбородок. Какая же я дура! Чего я ему наговорила! Потом она овладела собой: нет, я ему сказала правду. Та, с которой он связался, кинет его в один прекрасный момент. Но он не должен этого знать! Значит, придется извиниться за пигалицу. Ладно! Но за драку – никогда! Она смахнула злую слезинку, достала носовой платок, промокнула разбитую губу. В голове шумело, и Янка проглотила таблетку анальгина из аптечки. Глянула в окошко на дворец. Окно Петра все еще освещалось.