Светлана Меркина - Янка при дворе царя Петра

Алексашка просунул голову в комнату Петра, потом тихо вошел. Петр сидел за столом уже в исподнем и невидяще глядел на оплывающую свечу. Потом резко повернул голову и бешено взглянул на Алексашку. Тот инстинктивно попятился и сел на лавку. Петр посопел.

– Нет, за сии слова он мне спиной ответит! – зловеще сказал Петр и поглядел на притихшего Алексашку. – Батогов завтра мне сюда принесешь! Или плеть! – велел ему и посулил. – Я с него три шкуры спущу! – грохнул кулаком по столу и задул свечу. Алексашка тихо прижух на лавке и прислушивался к дыханию Петра. Тот долго ворочался, вздыхал, наконец, засопел ровно. Меньшиков тихо сполз с лавки и выскользнул на улицу. Что-то вдруг екнуло у него в сердце, стало страшно и тревожно за Янку. Он подбежал к амбару:

– Янка, ты спишь?

– Опять ты? – отозвалась она сипло.

– А ну выкладывай, почему государь на тебя в таком гневе?!

– А тебе-то что? – насмешливо спросила она.

– А то, что я его в таком гневе еще не видел! Расскажи, что случилось, я тебе помочь хочу.

– Ты серьезно? – с сомнением спросила она.

– Ей Богу! – перекрестился Алексашка.

– Ну, в общем, я его Анку пигалицей обозвал, – виновато вздохнула Янка.

– Спятил?! – ахнул Меньшиков, потом после паузы спросил. – А чего такой потрепанный?

– Подрался с одним придурком, – неохотно сказала Янка. – Ну, а Пит помешал. Тут я ему и брякнул вгорячах.

– Да, худо твое дело, Янка.

– Прям худее не бывает? – усмехнулась она мрачно.

– Напрасно ершишься, я всерьез говорю, – досадливо произнес Алексашка. – Эх, парень, язык твой, враг твой, ей Богу!

– Начинается! Вот только нотаций мне на ночь глядя и не хватало! Особенно от тебя! – начала злиться Янка. – Если дело пришел говорить, говори!

– Бежать тебе надо! – Алексашка вплотную придвинулся к окну.

– Это еще зачем? – насторожилась Янка, тоже подойдя к окну поближе.

– А затем… – Алексашка сделал паузу и сказал решительно, – запорет он тебя завтра!

Янка на секунду онемела от такой новости. Все, что минуту назад казалось ненастоящим, вдруг обрело реальные черты. У нее даже ноги подкосились.

– Как это? – пробормотала она сразу пересохшими губами.

– А вот так, – вздохнул Алексашка. – Велел мне завтра ему в опочивальню батогов принести, али плетку!

– А ты? – Янка сильно побледнела и отерла пот, выступивший на лбу.

– А что я? Приказ государя, сам понимаешь, – неловко сказал Меньшиков. – Ты беги! Я тебе открою!

– Куда? – вдруг спокойно спросила она, и сама поразилась этому спокойствию.

– Куда хочешь! – отчаянно сказал Алексашка.

– А чего это ты такой заботливый? – вдруг жестко спросила она. Он засопел обиженно:

– Зря ты так, Янка. Я ведь по дружбе.

– Ага, ты сначала разберись кто тебе ближе, я или Пит! – она усмехнулась. – Нет, спасибо, бежать мне нельзя. Я виноват перед ним! – голос у нее зазвенел, и она осеклась.

– Эх, паря! Не знаешь ты, на что идешь, – пожалел ее Меньшиков.

– Это мое дело! – гордо сказала Янка. – Иди Саня, и спи спокойно, твоя совесть чиста.

Алексашка печально вздохнул, и Янка услышала удаляющийся шорох его шагов. Потом она улеглась и крепко уснула.

Наступило утро. Петр открыл глаза и тут же вспомнил все, что произошло вчера. Гнев разгорался с новой силой. Он живо оделся и кликнул Меньшикова.

– Ну, либер киндер, – строго сказал Петр, когда тот вошел. – Исполнил ли то, что я тебе велел?

– Мин херц! – Алексашка с мольбой посмотрел на него. – Пощади его, прошу тебя! Если чего и сказал он тебе не то, так то по дурости, ей-ей! Мин херц!

– Перечишь?! Заступаешься! – Петр схватил его за рубашку и с силой притянул к себе. – Осмелел! – он тряхнул оцепеневшего от страха Алексашку. – Погоди, либер киндер, ты следующий! Отвечай, принесешь, что я велел?

– Нет! – Алексашка отчаянно посмотрел на него и потупился.

– Баба! – Петр презрительно оттолкнул его от себя. – Запомни, о пощаде для него и не проси! По дурости, говоришь, сказал? За дурость и получит! Приведи мне его! Живо!

Алексашка на негнущихся от страха ногах пошел за Янкой. Петр бешено оглядел комнату. Взгляд его остановился на шпаге, лежащей на столе. Он подошел, отстегнул от нее кожаную портупею и сложил пополам.

Алексашка разбудил Янку. Она мрачно взглянула на него:

– Конвой пришел? – усмехнулась, поднялась, отряхнулась, подобрала сумку. – Ну, веди.

– Янка! – Меньшиков отчаянно посмотрел на нее. – Он просто в ярости! Меня и слушать не стал! Беги, Янка!

– Теперь все равно, – чужим голосом сказала Янка, – пошли, – и вышла из амбара.

Алексашка как побитый пес поплелся за ней, лихорадочно придумывая, как спасти Янку.

Перед дверью в комнату Петра Янка невольно замедлила шаг. Потом решительно вздохнула и вошла. Как только за ней закрылась дверь, Алексашка застонал и закрыл лицо руками.

Янка, не глядя в сторону Петра, понуро прошла в угол комнаты и сбросила с себя сумку. Он дернул головой и резко шагнул к двери и запер ее на засов. Янка оглянулась на Петра и в ужасе прижалась к стене. Он «весь как божия гроза» невольно припомнились пушкинские строки, бледный, с пепелящим взором, заложил руки за спину и медленно заговорил:

– Ты ничего не хочешь сказать?

– Хочу, – охрипнув от волнения, сказала Янка, глядя исподлобья с другой стороны комнаты. – Я хочу извиниться за оскорбление невинной девушки. Она была ни при чем, и мне жаль, что так получилось.

– Не более? – возмущаясь все больше, почти спокойно спросил Петр. Янка вся сжалась в комок под его жутким взглядом.

– Не более, – твердо сказала она.

– Та-ак. – с негодованием подытожил Петр, дернув бровью, и подошел к столу. – Твоя вина слишком тяжела, чтобы думать о снисхождении. Первое, ты затеял драку в саду знатного человека с сыном знатного корабельщика.

– Я же не знал! – попыталась оправдаться Янка.

– Молчи! – загремел на нее Петр. – Ты уже все сказал вчера! – и продолжал. – Второе, ты надерзил мне, понеже я помешал сему побоищу. И третье, ты в своем злословии против меня затронул особу, которая была вовсе ни при чем, но ты раскаялся в последнем, – он перевел дух и продолжал. – А за остальные две вины ты будешь наказан! – он взял со стола портупею. – Живо! На лавку!

Янка плотнее прижалась к стене, пылко желая, чтобы стена ее проглотила. Нет, это не со мной, этого не может случиться со мной, в ужасе думала она, еще немного и я откроюсь. Стало по – девчачьи страшно, впервые в ее жизни. Она с мольбой посмотрела на Петра.

– Пит, а может, договоримся без осложнений? Ну, хочешь, я и перед тем пацаном извинюсь и перед тобой при всех тоже. Пит, не надо, пожалуйста! – лепетала она, видя, что он вот-вот атакует. Он пропустил ее лепет мимо ушей и медленно двинулся к ней. Янка по стенке, прилипнув к ней спиной, на парализованных страхом ногах отодвигалась, с ужасом глядя на него. Но взгляд Петра был неумолим. Он подходил, она отодвигалась, хотя было уже некуда.