Светлана Меркина - Янка при дворе царя Петра

– Что ты делаешь?! Не смей! Прекрати сейчас же! – закричала она Петру и с разбега подпрыгнула и вцепилась в него сзади. Ухватила за шею и заколотила коленками ему по пояснице.

От неожиданности Петр взвыл, выронил фитиль и попытался сбросить с себя Янку. Но она висела словно клещ, и все его попытки не увенчались успехом. Царский отряд застыл в недоумении и растерянности.

– Уберите его! – наконец заорал взбешенный Петр. От грозного окрика первым опомнился Алексашка. Он подскочил к Петру и начал отдирать от него Янку. Потом опомнились остальные и бросились ему на помощь. Общими усилиями им удалось оторвать Янку от Петра. Ее крепко схватили за руки. Она все еще сопротивлялась.

Петр, тяжело дыша, повернулся, потирая покрасневшую шею. Янка, поняв, что сопротивление бесполезно, посмотрела на него. Он несколько мгновений бешено глядел на нее, размахнулся, но не ударил. Янка не сморгнула. Он сжал зубы, потом глухо, ни на кого не глядя, велел:

– В амбар! – круто повернулся и стремительно пошел во дворец. За ним побежал Яким. Остальные поволокли Янку в амбар, находившийся неподалеку. Втолкнули, бросили туда же ее сумку и гитару, которая жалобно зазвенела, ударившись о доски. Захлопнули дверь. Янка бережно подняла гитару, подобрала сумку и огляделась. Амбар был большой, полутемный. В маленькое окошко, в которое едва можно было просунуть голову, пробивалось два солнечных лучика. В этом амбаре ничего не было кроме небольшой кучки соломы. Янка натаскала немного в угол, где находилось окошко, уселась и задумалась. Сомнений не было, ее заподозрили в покушении и арестовали. Янка все сидела, не шевелясь и глядя в одну точку. Теперь ей вряд ли что поможет. Если только поговорить по душам с Петром. Ну, у него и характер – динамит! Янка вспомнила инцидент с Якимом. Чего доброго и разбираться не захочет. У Янки от ужаса зашевелились волосы. Но попытаться поговорить просто необходимо, рассказать все начистоту. А вдруг не поверит? Ведь не поверила же Агафья Тихоновна. Где гарантия, что поверит царь, тем более еще мальчишка. Янке стало тоскливо. Надо же так вляпаться. Ну, ничего, подумала Янка, раз я еще жива, значит, надежда есть. Она вздохнула, немного успокаиваясь. А, успокоившись, захотела есть. Она усиленно глотала слюну, потом залезла в сумку. Там лежала уже зачерствевшая краюшка хлеба. Янка обрадовалась, она совсем про нее забыла. Это была та самая краюшка, которую ей дала Агафья Тихоновна. Жесткая краюшка быстро исчезла, но не утолила голод, наоборот, есть захотелось еще больше. Янка решила отвлечься от голодных мыслей и стала думать, как ей выбраться из XVII века. Наверное, надо отыскать тот подземный ход и по нему идти обратно. Если мне суждено выжить, подумала Янка, торопиться не следует, поживу здесь, а потом видно будет. Ведь если время запихнуло меня в такую даль, оно меня и вытащит. Янка вздохнула и с удовольствием вытянулась на соломе.

А во дворце…

Петр нервно прохаживался по своей комнате, Алексашка, улыбаясь, сидел у окна:

– Ну, что я говорил, мин херц? Каков пащенок? Едва не удавил тебя.

– Да, – Петр потер шею, – крепко вцепился. Возможно, ты и прав, – он уселся на лавку, немного успокоился:

– Пущай посидит покуда! Завтра сам допрошу его!

– А ежели не скажет, мин херц?

– Скажет, – зловеще сказал Петр. – А не скажет, кнута попробует! – он дернул головой, снова распаляясь. – Чертенок дерзкий!

– Да, дерзец, – согласился Алексашка. – Как с ровней с тобой разговаривал. Помнишь?

– Помню, – усмехнулся Петр, – Сие меня зело удивило, но, ты знаешь, понравилось. Никто со мной еще так не говорил, смело, что ли. А клеща я ему завтра припомню, – снова гневно пообещал он.

– И все ж странно, – покачал головой Алексашка.

– Что странно? – не понял Петр.

– Странно, что напал он на тебя, когда народ рядом был. Ведь обычно-то как.

– Н-да, – Петр дернул бровью. – Получается и нападение, а с другой стороны – не опытно как-то.

– Вот и дело-то, – вздохнул Меньшиков.

– А может, он просто за Якима вступился? – раздумчиво сказал Петр. – Вот чую, свой он!

– Ладно, мин херц, утро вечера удалее.

– Да и то, не рано, я чай, – согласился Петр. – Стели постель, что ли?

Вошел денщик, поклонился:

– Государь, царица-матушка к вечерне просят.

– Иду! – раздраженно буркнул Петр. Дернул головой и вышел из комнаты.

Сумерки спустились на землю. В амбаре у Янки тоже стало темно. Она сидела, тихонько наигрывая на гитаре. Плеер она не включала по таким соображениям: еще и в колдовстве обвинят, тогда точно не оправдаешься. Есть уже не хотелось, но было скучно. Вдруг у окошка кто-то зашуршал. Янка прекратила играть и прислушалась.

– Янка, Янушек! – раздался за окошком осторожный шепот. Янка прильнула к окну.

– Якимка, ты? – тоже шепотом спросила она.

– Я, – Яким прильнул к окошку, в темноте блестели только глаза.

– Ну, сидишь? – спросил Яким.

– Сижу, – вздохнула Янка, – Я, кажется, здорово влип.

– Не бойсь, може обойдется, – подбодрил Яким.

– Стараюсь, – вздохнула Янка.

– Спасибо тебе, что вступился. После государь меня боле не тронул, – сказал Яким. – А ты вправду, что ль от Софьи?

– Так вот в чем дело, – Янка облегченно вздохнула, – Нет, Яким, я всего лишь не мог позволить, чтобы при мне унизили человеческое достоинство.

– Чего? – не понял Яким.

– Ну, царь тебя бил?

– Так то его воля. Я же виноват был.

– Ну вот, а мне воспитание не позволило на это спокойно смотреть.

– Худо тебе будет, ежели не оправдаешься, – озабоченно сказал Яким.

– Я постараюсь, – улыбнулась в темноте Янка.

– Да, чуть не забыл, – всполошился Яким, – я ж тебе поесть принес! Голодный, поди? На, вот, возьми, – он сунул в окно кусок пирога.

– Спасибо! – благодарно шепнула Янка, хотела еще что-то добавить, но не успела.

– Якимка! – раздался в темноте Алексашкин голос. – Где ты, черт, ходишь?

– Я пошел, – прошептал Яким и скрылся в темноте. Янка прислушалась к его удаляющимся шагам. Донесся негромкий разговор.

– Где бродишь? – недовольно спросил Меньшиков.

– До ветру ходил, – отозвался Яким. Хлопнула дверь. Заскрипели ступеньки: кто-то спустился, пошел по траве. Она зашелестела. Подошел к амбару. Встал у окна. Янка замерла.

– Э, Янка! – это был Меньшиков. Янка молчала. В ней вскипала злость на Алексашку. Он прислушался.

– Молчишь? – он усмехнулся. – Молчишь, не знаешь, что сказать? Значит виноват.

– Интересно, и в чем же?! – ехидно спросила Янка, стараясь не злиться.

– Наглец! Ты на государя напал! Тебе этого мало?!