Светлана Меркина - Янка при дворе царя Петра

– Не твое дело! – огрызнулась Янка. – Запомни, кто при мне руки распускает, тот об этом потом долго помнит! Усек?!

– Ого! Да ты еще угрожаешь?! – удивился Алексашка.

– Я не угрожаю, а предупреждаю. Тебя это, кстати, тоже касается, – как можно примирительнее заговорила Янка, хотя злость еще не прошла.

– А знаешь ли ты, что тебе будет, если государь эти твои слова узнает? – усмешливо спросил Алексашка. Янка похолодела, но сказала как можно безразличнее:

– Мне это совершенно не интересно, беги, сообщи, а то еще забудешь!

– Это ты пока такой смелый! – с издевкой произнес он. – Погляжу на тебя завтра, когда государь с тебя шкуру спускать будет! За все получишь сполна! А я от себя еще добавлю, чтоб не позорил меня перед государем впредь!

– Ой, как страшно! Мальчик обиделся! Уже боюсь! – усмехнулась Янка.

– Посмейся, посмейся! Завтра плакать будешь, Сонькин прихвостень!

– Чего-о?! А ну повтори, как сказал! – снова взорвалась Янка.

– Ага! Задело! А то и сказал! Знаю, кто тебя прислал, и зачем тоже!

– Слушай внимательно, Шурик! Если ты еще раз меня так оскорбишь, я за себя не отвечаю! – медленно и глухо сквозь зубы процедила Янка. – И оправдываться перед тобой не собираюсь!

– Добро, щенок! Будет тебе завтра баня с перцем! – злорадно пообещал Алексашка, – Все выложишь, как на исповеди!

– Но не тебе, не мечтай!

Где-то хлопнула ставня, и грозный голос Петра крикнул в темноту:

– Алексашка! Опять балуешь с девками! А ну, живо спать!

– Ну, гляди, Янка! Попомни мои слова! – шепотом сказал Алексашка и скрылся в темноте. Зашелестела трава, скрипнули ступеньки, хлопнула дверь. Стало тихо-тихо. Только кузнечики сверчили в траве. Янка вытащила кусок пирога и запустила в него голодные зубы. Пирог оказался с мясом и был довольно вкусный. На этот раз Янка утолила голод и немного успокоилась. Спать не хотелось, и Янка взялась за гитару. Провела по струнам и тихо запела:

Как ни тихо пела Янка, но в тишине песня долетела и до окон Петра. Он стоял у открытого окна, задумчиво глядя в темноту. Подошел Алексашка, прислушался:

– Ишь как жалобно выводит, а, мин херц.

– Хорошая песня, – задумчиво сказал Петр, и, повернувшись к Алексашке, – Разве плохой человек может так петь? – он дернул головой. – Нет, либер киндер, свой он. Свой, – повторил он еще более уверенно и вздохнул.

– Утро вечера удалее, – повторил Алексашка давешнюю фразу, – поглядим, мин херц.

О разговоре с Янкой он умолчал. Петр вздохнул, закрыл окно и задул свечу.

Янка, задумчиво наигрывая на гитаре, покосилась на свои часы. Было уже около полуночи. Надо спать, подумала она, неизвестно, какой день впереди. Подложив под голову сумку, она свернулась калачиком на соломе и закрыла глаза.

Наступило утро. Петр проснулся с первым лучом, только еще всходившего солнца, растолкал Алексашку. Когда тот, почесываясь, поднялся, велел:

– Поди, взбуди всех! Построишь, доложишь! Ступай, живо!

– Мин херц, а как же…?

– Выполняй, что велено! Разговорчив стал! – повысил голос Петр.

– Твоя воля, – пожал плечами Алексашка и пошел будить остальных. Петр оделся, крутнулся перед зеркалом, сдвинул брови, и, чуть ссутулившись, вышел из комнаты. Старушки-приживалки кинулись в разные стороны, когда он стремительно шел по коридору. Петр зашел к матери, справился о здоровье, категорически отказался от молитвы и завтрака и торопливо пошел во двор к отряду. Его гвардия уже в полном составе была выстроена. Алексашка открыл было рот, чтобы сдать рапорт, но Петр остановил его:

– Ныне пока воевать не будем. Надобно нам пленника допросить. Помните? – он усмехнулся. Оглядел строй. – А ну, Яким, приведи его!

Яким побежал к амбару, отпер, осторожно приоткрыл дверь, заглянул. В углу на охапке соломы, обняв гитару, беспечно спала Янка. Яким тихо подошел, тронул ее за плечо:

– Янка, Янушек!

Янка сквозь сон дернула плечом, отмахнулась:

– Отвали, – бормотнула она, не просыпаясь. Яким потряс сильнее. Янка открыла глаза, недоуменно огляделась, потом, окончательно проснувшись, все вспомнила.

– А, это ты, Яким, – она зевнула, потянулась, протерла глаза и села. Потом глянула на часы и свиснула:

– Это, за каким полседьмого меня разбудил? – она недовольно глянула на Якима.

– Государь приказал, – объяснил Яким. – Пойдем скорее, он не любит ждать.

– Подождет, не развалится, – хмыкнула Янка. – Иди, скажи ему, если у него ко мне дело, пусть сам и придет.

– Да ты что, Янка? – Яким мгновенно побледнел. – Ты что, смеешься?

– Ничуть, ему надо – пусть приходит, а я спать хочу! – она снова зевнула и улеглась на солому. Яким топтался возле нее, не зная, что делать. А Янка и ухом не вела, притворилась, что спит. Яким оглянулся на дверь, там прислонившись к косяку, стоял Меньшиков. Он слышал последнюю янкину реплику и криво улыбался:

– Долго еще государю ждать, когда приведешь? – спросил он у Якима.

– Я говорю…а он не хочет…вот, – совсем растерялся тот.

– Слыхал, слыхал, – все так же криво усмехаясь, Алексашка подошел, отодвинул Якима, и, схватив Янку за шиворот, поставил на ноги.

– Отвали, придурок! – взвинтилась Янка, стараясь вырваться. Но Алексашка крепко держал ее.

– Ах ты, щенок! Еще вякаешь! – он поволок ее к двери. Янка, едва успев прихватить свои вещи, спотыкаясь, волоклась за ним и упиралась. Яким семенил следом, вид у него был весьма дурацкий.

Меньшиков подвел Янку к Петру, который уже начал сердиться на столь долгое их отсутствие.

– Долго возишься! – недовольно бросил он вслед Якиму, торопливо вставшему на свое место. – Отпусти, – велел он Алексашке, все еще державшему Янку за шиворот. Тот отошел к строю, зло косясь на Янку. Петр заложил руки за спину, внимательно посмотрел на Янку. Она смело глядела на него.

– Ну, слушаю тебя, – произнес, наконец, Петр.

– Нет, это я тебя слушаю, – возразила Янка, – у тебя ко мне дело, ты и говори!

– Добро, – почти спокойно согласился Петр. – Что ж ответь мне на вопросы, только честно, и я забуду про вчерашнее. Согласен?

– Спрос не грех, – немного смутилась Янка, пожав плечами.

Петру принесли высокий барабан вместо стула. Он уселся на него, уперев одну руку в колено, другую в бок.

– Откуда ты? Где живешь? – начались вопросы.

– Живу я в Москве, только… так далеко, что дом мой невозможно найти.

– И все же? – Петр, заинтригованный таким ответом, сдвинул брови.

– Это правда, – вздохнула Янка и посмотрела на Петра. Он, усомнившись в ее словах, прищурился и несколько секунд испытывал Янку взглядом. Она выдержала это испытание, даже не покраснела.