Владимир Марков-Бабкин - Империя. На последнем краю

«…Миша, любимый мой, как мне не хватает тебя. Как жаль, что все то, что описывают наши писатели-фантасты, все, что было в твоем [ изъято при рассекречивании], все эти необыкновенные средства связи, электронно-вычислительные машины, роботы, космонавты и [ изъято при рассекречивании], а также все прочие чудеса, существуют пока лишь [ изъято при рассекречивании], и мы не можем сейчас говорить между собой и видеть друг друга, как в твоем [ изъято при рассекречивании].

Знай, что я и наши дети очень любим тебя. Саша и Вика целуют тебя в носик и машут тебе ручками.

Целую и я.

Остров Христа, Мраморное море, 4 октября 1918 года» [1] Личная переписка ЕИВиВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА и ЕИВ ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ВИКТОРОВНЫ. Публикуется с Высочайшего дозволения ЕИВиВ ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ на основании «Закона об истечении срока давности для секретных документов, охраняемых грифом «Государственная тайна особой важности». Императорская Московская библиотека МИХАИЛА ВЕЛИКОГО, 4 октября 1993 года*. * Примечание. Решением ИМПЕРАТОРСКОЙ Канцелярии срок рассекречивания изъятий продлен на 75 лет до 4 октября 2068 г. .

Империя Единства. Россия. Московская губерния. Императорская резиденция «Марфино». 4 октября 1918 года

Мы шли по лезвию бритвы. Да так, что любой ветер со стороны мог низвергнуть нас в пропасть. Мы играли в отчаянную игру, в которой ставки были столь велики, что даже и не представить.

Игра эта готовилась где-то полгода. Где-то год. Где-то полтора. А где-то и всю мою жизнь. Хотя, впрочем, тогда, в будущем, я не мог еще знать об этом.

Но сейчас мы все рассчитали.

Вроде.

Точно так, вероятно, были уверены в успехе и многочисленные заговорщики в конце 1916-го и в начале 1917 годов, плетя свои интриги по свержению императора Николая Второго, заручаясь поддержкой разных групп влияния, военных, союзников по Антанте, и двигая фигуры на шахматной доске истории на основании своих «окончательных» планов. Но что-то пошло не так, и многие из них были мной в итоге повешены на Болотной площади в Москве.

Рядком.

Без почестей.

Мне тогда удалось не допустить революции. Но смог ли я ее предотвратить? Нет.

Не бывает чудес.

Да, я многое сделал для того, чтобы перегретый котел общественных противоречий не рванул еще тогда – в феврале, марте, апреле и мае 1917 года. Где-то что-то форсировал, где-то спустил на тормозах. «Сто дней для мира», обещанные земельный передел, права рабочих, особые права для фронтовиков, Конституция, равные права и равные возможности. Закон один для всех. Служение и Освобождение. Десятки, сотни и тысячи обещаний.

Я давал обещания, я генерировал идеи и креатив, я собрал команду толковых единомышленников. Вместе мы остановили смуту, победили в войне, завоевали Проливы и всю Ромею, присоединили к России Галицию и Западную Армению, а один из моих дворцов находится сейчас в Иерусалиме.

Но пришла пора выполнять обещанное. Пришла пора платить по счетам.

Сполна.

Но нет, господа-товарищи, меня в дом купца Ипатьева вы точно не загоните ни при каких обстоятельствах, а Машу с детьми достать вам не удастся! Эвакуация подготовлена и на этот случай, а Рим не бросит свою любимую принцессу. Я позаботился и об этом.

Но это самый крайний, теоретический случай.

Ибо буду я драться до конца.

Империя Единства. Ромея. Где-то севернее Нового Илиона. 4 октября 1918 года

– Дамы и господа, граждане и товарищи! Поезд дальше не идет!

Прозвучало на русском и греческом. Причем понятно было, что по-гречески этот офицер говорит пока плохо. Однако смысл сказанного был ясен всем присутствующим, вне зависимости от этнической принадлежности и вероисповедания оных. Пассажиры тут же обеспокоенно-возмущенно зашумели, обмениваясь репликами на разных языках Земли Обетованной. Тем временем бравый поручик в форменной офицерской маске «от Натали» поднял руку, призывая к тишине.

Дождавшись, когда нервная тишина все же была установлена, офицер козырнул и громко сообщил по-русски, не размениваясь на другие языки:

– Офицер Империи Единства поручик Иванов, честь имею! По приказу Ее Императорского Высочества Местоблюстительницы Императорского Престола Ромеи великой княгини Ольги Александровны, в провинции Троада введено особое эпидемиологическое положение. В Новом Илионе и ряде мест округи отмечены многочисленные очаги заражения «американкой». Въезд и выезд из провинции Троада закрыт. Введен всеобщий карантин. Согласно статье 15-й Правил о местностях, объявленных на особом эпидемиологическом положении, а также на основании статьи 21-й Положения об управлении войсками в условиях особого эпидемиологического периода, на дорогах Троады установлены блокпосты, вокруг очагов заражения выставлено оцепление. Любые попытки покинуть район карантина будут решительно пресекаться, вплоть до применения оружия. Пассажиры, имеющие постоянную регистрацию на территории провинции Троада, после прохождения установленного законом карантина, смогут проследовать к месту своего проживания, остальные пассажиры сейчас будут возвращены этим же поездом обратно к пункту отправления или на любую другую предыдущую станцию по пути следования состава.

Иван Никитин даже присвистнул. Да уж, не было печали! Похоже, накрылась его командировка медным тазом, и в Новый Илион ему не попасть! Неужели ситуация настолько ухудшилась за столь короткое время?

Впрочем, все это сейчас не имеет никакого значения. А значение имеет только тот факт, что он застрял в этом вагоне прямо на границе между Вифинией и Троадой.

Поручик меж тем продолжал:

– Еще раз напоминаю, что если кто-то чувствует в себе симптомы болезни, тому необходимо вызвать к себе доктора или фельдшера из бригады скорой помощи Императорской Службы Спасения. Вся необходимая и возможная помощь будет вам оказана по вашему месту жительства или пребывания. Помните о том, что скученность и толпы, в том числе и в приемных отделениях больниц, являются одними из основных мест заражения. Избегайте любых толп, а тем более базаров, вокзалов и прочих мест, где можно легко поймать заразу.

Офицер обвел притихший вагон своим отеческим взором и весело подвел итог своей проникновенной речи: