Юлия Маркова - Под знаком кометы

В тот раз все обошлось громкой газетной перепалкой и последующим бурлением в парламентских кишках, закончившимися сменой премьера с Аристида Бриана на Жоржа Клемансо. Обычное дело для местной политики… За последние три года и без особых потрясений премьер-министры менялись тут уже раз пять. Но то, что случилось потом, не лезло уже ни в какие рамки. Я, собственно, не об очередной русско-турецкой войне. За последние двести лет к такому уже все привыкли. Немного удивляет только короткий срок, за который уложились русские генералы, да то, что на этот раз Оттоманская Порта оказалась изничтожена до полного основания, а над руинами Стамбула, переименованного в Константинополь, взвились Андреевские стяги морского десанта, а также личные штандарты князя-консорта и нового болгарского царя. Человек, сам себя назначивший самовластным Цусимским князем, выучил, воспитал и повел в бой русскую армию, и в итоге одержал над исконным супостатом России оглушительную победу.

В этот момент наша эмигрантская компания разделилась на две неравные части. Одни, полные патриотических чувств, простили императрицу Ольгу и ее клевретов только за то, что те вознесли русскую честь на недосягаемую высоту и спасли христианские народы Османской империи от висевшей над ними угрозы неспровоцированной резни, и таковых было большинство. Другие же еще больше возненавидели и нынешнюю русскую власть и «патриотов». Позицию таких хулителей наиболее полно высказал г-н Мережковский, сказав: «Если в России не может быть демократии, то и России тоже лучше не быть». Князя-консорта, человека новейшего происхождения, этот литературный деятель счел воплощением предсказанного им Грядущего Хама, о чем супруг г-жи Гиппиус и кричит на каждом углу, будто юродивый.

Между нами, «патриотами», и такими «хулителями», как г-н Мережковский, теперь война насмерть – мы не ходим в их дома, и это взаимно. Один пылкий юноша лет сорока от роду [13] В двадцать первом веке этого персонажа назвали бы диванным воином. даже отхлестал г-на Мережковского перчаткой по лицу. Но вызова на дуэль не получилось, потому что на защиту своего супруга, будто орлица, с гортанными криками бросилась г-жа Гиппиус, отогнав нападавшего ударами ридикюля. Как говорится, и смех, и грех. Г-на Мережковского жалеть надо за то, что этот, несомненно, талантливый человек находится в плену чудовищных предубеждений, а не тыкать в него шпагой или стрелять из дуэльного пистолета.

Не вписывалось ни в какие рамки неудачное покушение на наследника австро-венгерского престола, случившееся в Белграде – главным образом потому, что это была не просто акция безумных сербских патриотов, готовых убить любого австрийца. Нет, как выяснилось, заказчиком и главным интересантом преступления, предотвращенного русской загранразведкой, оказалось Второе Бюро французской армии, откуда нить Ариадны привела дотошных следователей имперской безопасности прямо к месье Клемансо. Разумеется, этот факт поверг всех европейских монархов в ярость; из Петербурга французское правительство даже обозвали государственными террористами, однако французская публика костерила «Тигра» [14] Прозвище Клемансо. не за то, что тот впутался в это дело, а за то, что недостаточно тщательно замел следы, и попался на горячем.

В любом случае, все сходились во мнении, что выдавать французского премьера на международное судилище – это уже перебор. Если надо, французский суд сам осудит зарвавшегося политикана, а французский палач дернет за веревку гильотины… но никаким бошам, русским или британцам ничего подобного позволено быть не может. Когда стало известно, что французский парламент все же удовлетворил наглое совместное русско-германо-британское требование, Париж вскипел. На улицу без различия полов вышли все возрасты и все сословия, и в каждом парижанине бурлил возмущенный разум (или то, что его заменяет некоторым людям). Наэлектризованные толпы заполонили бульвар Инвалидов и Марсово поле, попытались взять штурмом Бурбонский дворец, где заседает Национальное Собрание, а также (наверное, заодно) и расположенное по соседству здание французского МИДа. Крики: «предатели!», что неслись в сторону правительственных зданий из уст возмущенных парижан, наверное, были самыми ласковыми из эпитетов. Остальные слова не стоит произносить в приличном обществе ни на языке оригинала, ни в русском переводе.

Все это было шумно, ярко, бестолково и бесполезно, потому что новой революции со штурмом Бастилии у возмущенных толп не получилось. Прибывшие по вызову солдаты, подкрепившие полицейских, видом обнаженных штыков и выстрелами в воздух оттеснили толпу от правительственных зданий в сторону Бульвара Инвалидов, где и позволили ей митинговать в свое удовольствие. Пар, как понимаю, должен выйти из разгоряченных голов вместе с криками и бурными аплодисментами самым зажигательным ораторам, из которых каждый второй – наверняка правительственный агент. Пройдет еще два-три дня – и все утихнет. А до тех пор нам, иностранцам, следует соблюдать определенную осторожность, потому что гнев толп против Российской, Германской и Британской империй может обратиться ненавистью к обыкновенным русским, немцам и англичанам. Такой уж тут европейский характер…

29 сентября 1907 года, 11:15, Австро-Венгерская империя, Вена, дворец Хофбург (Старый замок).

На этот раз на встречу были приглашены все монархи Европы вплоть до мельчайших, включая Бельгийского короля-выжигу Леопольда Второго, голландскую королеву Вильгельмину, греческого короля Константина, герцога Люксембурга Вильгельма, и даже князя Монако Альбера. Раньше малых сих не звали на подобные мероприятия, потому что все прекрасно складывалось и без них, но сегодня так уже было нельзя. При разговоре должны были присутствовать все съехавшиеся на похоронные мероприятия монархи Европы (за исключением вассальных), вне зависимости от размеров их государств.

Во-первых – превращение Брестских соглашений из документа антигерманской направленности в залог прочного общеевропейского мира требовало присоединения к нему даже самых мелких государств Старого Света. Две истекших недели шла тщательная подготовительная работа, утрясались позиции и делались мелкие уступки. Второй Венский конгресс, так же, как и первый, собирался определить будущее Европы не менее чем на пятьдесят лет вперед. И вот ведь что самое интересное: это будущее его авторам виделось исключительно как союз социально ответственных, христианско-консервативных монархий – и никаких республик, ударяющихся то в неумеренный либерализм, то в нацизм, то прямо в сатанизм.