Юлия Маркова - Под знаком кометы

Во-вторых – назрел и перезрел французский вопрос, а эти мелкие страны, за исключением Греции, либо расположены поблизости от главной возмутительницы спокойствия, либо непосредственно с ней граничат. С той поры как Национальное собрание под давлением обстоятельств минимальным большинством голосов решило лишить господина Клемансо неприкосновенности, подвергнуть аресту и выдать на суд, прошло пять дней, но поднявшееся по этому поводу бурление фекалий никак не утихало, и, более того, из Парижа перекинулось на другие города. Под звуки «Марсельезы» над толпами заколыхались алые транспаранты с лозунгами: «Свобода, Равенство, Братство» и «Не покоримся тиранам». Деятельность рептильного правительства Аристида Бриана и напуганного президента Армана Фальера оказалась парализована, а радикальные газеты со своих страниц призывали «расширить и углубить политический процесс». А может, это так развлекаются люди полковника Баева, вводящие много о себе понимающих демократических деятелей в эпоху политической турбулентности.

Но даже без дополнительных подсказок правящий класс Третьей Республики вдруг почуял, что требование о выдаче попавшегося на горячем премьер-министра означает угрозу суверенитету и независимости Франции, а также принципу, в соответствии с которым демократически избранный лидер мог делать все, что похощет левая нога, ровно до тех пор, пока его не сменит другой такой же радикально-демократический оппонент. И насчет Венского монархического сборища в Париже все поняли правильно. Казалось бы, там хоронят древнейшего европейского ретрограда, всю жизнь исповедовавшего принцип «держать и не пущать» – а на самом деле имеет место заговор против демократически-республиканского будущего Европы. Еще немного – и Старый Свет застонет в тисках жесточайшей реакции.

Заседание монархов всея Европы открыл канцлер Российской империи.

– Итак, господа, – сказал он, – выдача господина Клемансо и его подельников, уличенных в заговоре по убийству милейшего Франца Фердинанда, откладывается на неопределенный срок. Несмотря на то, что Национальное собрание постановило отставить этого кадра с его поста, лишить неприкосновенности и выдать в руки международного правосудия, уличные возмущения препятствуют процессу экстрадиции. Дом, где под домашним арестом заключен господин Клемансо, осажден толпами воинствующих поклонников, при этом законные французские власти никак не могут, или не желают, повлиять на сложившуюся ситуацию. Помимо того, возбужденные толпы парижан совершили нападения на российское, германское, австро-венгерское и британское посольства во французской столице, при этом действия полиции свелись только к увещеваниям и уговорам. Хотя нанесенный ущерб в основном ограничивается стенами, испачканными в краске, да оскорблениями, выкрикиваемыми в адрес дипломатов, совместная реакция пострадавших держав на эти буйные выходки должна последовать незамедлительно.

– О да! – воинственно воскликнул вскочивший со своего места кайзер Вильгельм. – Наглость лягушатников давно переходит все пределы! И если бы не придуманные вами Брестские соглашения, то мы бы знали, как разобраться с этими негодяями. Ха-ха-ха-ха! Раз-два – и в дамках.

– А вот этого, дядюшка, не надо, – тихо, но веско сказала русская императрица, – никакой войны не будет. Францию требуется унасекомить без единого выстрела. Еще чего не хватало – из-за прегрешения кучки лиц завязывать бойню, в которой могут погибнуть тысячи или даже миллионы. И вообще следует прекращать эти ваши постоянные угрозы решать все вопросы силой оружия. Так и до беды недалеко. Раз-два – и на пепелище.

– На этот раз, – сказал князь-консорт Новиков, – французы так торопились устроить войну, что даже не озаботились предварительным удвоением армии мирного времени, настолько сильно посрывало им крыши ваше желание присоединиться к Брестским соглашениям…

– Как это можно удвоить армию, не проводя при этом хотя бы частичной мобилизации? – удивился британский король. – Таких подробностей своей истории вы моей Тори не рассказывали…

– Все очень просто, дядя Берти, – ответил князь-консорт, – для этого достаточно принять закон, увеличивающий срок службы с двух лет до трех, и одновременно на год понижающий возраст призыва. Таким образом, один возраст на год задержали, два вместо одного призвали – получается четыре призыва в строю. И вот ровно через десять месяцев после такой комбинации, когда молодняк уже втянулся в регулярную службу, неожиданно, как по взмаху волшебной палочки, начинается Великая война. Ловкость рук, как говорится, и никакого мошенства. Мне просто удивительно, почему никто из соседей Франции не обратил внимания на такую примитивную галльскую хитрость, с точностью до месяца указывающую на дату начала войны… А потом «абсолютно внезапно» сербские «патриоты» убивают нашего друга Франца Фердинанда, после чего Австро-Венгрия нападает на Сербию, Россия начинает всеобщую мобилизацию, Германия объявляет войну России, Франция – Германии, Германский генштаб приводит в действие план Шлиффена, атакуя открытый французский фланг через бельгийскую территорию, а Британия, последний из гарантов бельгийского нейтралитета, не участвующий в боевых действиях, объявляет войну Германии. И вот воюют все. И, несмотря на то, что обходной маневр через Бельгию чуть было не привел к катастрофическим последствиям для французского командования, Франция – это единственная страна в Европе, которая готовилась к этой войне и хотела ее.

В ответ на эти слова германский кайзер разразился длинной замысловатой матерной тирадой, от которой присутствующим тут дамам (по-немецки понимали все) хотелось заткнуть уши и выбежать вон. Но у германского кайзера такая репутация, что замечание ему делать бессмысленно, остается подождать, пока у него не иссякнет запал казарменного красноречия.

Когда кайзер, наконец, выдохся и замолчал, императрица Ольга обвела присутствующих внимательным взглядом и сказала:

– Теперь вы понимаете, почему мы с таким дотошным вниманием следили за здоровьем и благополучием нашего друга Франца Фердинанда, а также за теми ужимками и прыжками, которые на арене международного цирка выделывали французские политики? Критический момент наступил, когда дядюшка Вилли пришел ко мне с идеей вместе с Австро-Венгрией присоединиться к Брестским соглашениям. После того как эта информация через германский МИД утекла в Париж, в головах у тамошних политиков бурно вскипели запасы дерьма, заменяющие этим деятелям мозги, и они решили идти напролом…

– О да, Хельга, – сказал кайзер Вильгельм, – я уже сделал хорошую выволочку этому обормоту фон Чиршки, который развел в своем ведомстве шпионское гнездо. Мне уже доложили, что когда ты со своим канцлером задумываешь какую-либо каверзу, то все остается шито-крыто до самого конца, а из моих чиновников секреты утекают как из старого дырявого ведра.