Соня Марей - Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор

В этот миг мои глаза загорелись, как у нашей санитарки Петровны, которая могла обложить матом даже заведующего, если он осмеливался проскользнуть в кабинет по только что вымытым полам.

– Нейт Ойзенберг, позволите войти? – суетилась тётенька, которую я уже успела окрестить «Русской красавицей». Она, в отличие от разбитой и раздавленной Тори, прекрасно ориентировалась и держала себя в руках.

– Вы кто ещё такие? – взгляд нейта Ойзенберга остановился на мне. Прошёлся вверх-вниз, оценивая.

– Мы передумали, дадим шанс нейре магичке. Она может спасти и мать, и малыша.

– Я намерен произвести операцию, и какие-то столичные недоучки мне не указ, – он брезгливо поджал губу. – Инструменты уже готовы, и, если вы продолжите меня отвлекать, я не смогу спасти дитя и облегчить предсмертные муки бедной женщины.

Как по заказу из глубины дома донёсся бессильный крик. Тут-то меня и прорвало.

– Ты бы хоть сапоги грязные снял, инфекцию ведь носишь! – я двинулась вперёд, грозно уткнув руки в бока, оттесняя и свою провожатую, и мамашу роженицы. – А ещё врачом назвался, да тебе только свиньям хвосты крутить! Резать собрался своими грязными ручищами, коновал!

Полное ошеломление на лице недоврача сменилось злобой:

– Ты!.. Соплячка!.. Да я… я… я тридцать лет здесь работаю! Ты кто вообще такая?..

– Я – опытный специалист!

– Не переживайте, нейт, давайте я вам помогу… – тётушка осторожно взяла его под локоть и потащила из дому.

Человек-ворон брезгливо стряхнул её руку.

– Вам всё равно придётся заплатить. Вы оторвали меня от важных дел! – взвизгнул истерично. – А она только убьёт ребёнка!

– Уйди с дороги! – рыкнула я, отпихивая его локтем и заглядывая внутрь.

На столе посреди комнаты лежала несчастная женщина с огромным животом, голова её моталась из стороны в сторону.

– Некоторых хлебом не корми, только дай кого-нибудь зарезать, – проворчала я себе под нос.

Врач-грач ещё что-то кричал и возмущался, но я уже никого не слушала. В роддоме все знали, что со мной связываться себе дороже. Строгой я была. Не склочной, конечно, ссориться не любила, но словесно приложить лицом об асфальт могла. Всегда говорила, что думаю, никогда не лицемерила и не улыбалась тем, кто мне не нравился.

– Быстро мне воды помыться! – и, видя, как расширяются глаза баб и как они переглядываются, прикрикнула ещё громче: – Быстро-быстро! Не видите, я чумазая как чёрт! И спирта побольше приготовьте, травяные настои, самогон… всё, что есть! Полы в комнате отдрайте, роженицу помойте и перестелите пелёнку! И обезболивающего…

Бабы засуетились.

– Мак есть, он хорошо дурманит и снимает боль, мы давали его Милли уже… А вы, нейра, сюда пожалуйте… в баньку…

Мы побежали в боковую пристройку, игравшую роль бани. Меньше чем через минуту я, скинув всю одежду, уже намывалась холодной водой. Тётенька в платке, которую звали Берти, поливала меня из ковшика.

Со скоростью света я намылилась коричневым бруском, похожим на хозяйственное мыло, прополоскала волосы, обтёрлась чистым отрезом ткани. Натянула льняную рубаху до пят, чулки, передник – меня клятвенно заверили, что всё это чистое. Волосы повязала косынкой. Мои надпочечники работали в бешеном режиме, впрыскивая в кровь адреналин.

Ну что, Елена Аркадьевна, в бой? День в новом мире начался с экстрима.

Роженица Милли уже даже не кричала. Обессиленная, она лежала на столе, глядя в потолок потухшими глазами, и глухо постанывала. Похоже, её напоили препаратом на основе мака, который обладал обезболивающим, снотворным и одурманивающим действием. Ну, хоть что-то.

– Слышишь меня, дорогая? Ни ты, ни малыш сегодня не умрёте, – я заглянула в бледное заплаканное лицо.

Стоило отдать должное расторопным женщинам – они сделали всё так, как я велела – пол сиял чистотой, на полке стояла батарея склянок и графинов, а также ведро с кипятком и чистые простыни.

– Воды отошли? Схватки чувствуешь?

Вместо Милли ответила её мать, Тори:

– Воды совсем чуть-чуть было… И хватает время от времени.

Я пропальпировала живот, чтобы убедиться в неправильном положении ребёнка – головка и таз находились в боковых отделах матки. Обработав руки до локтей жидкостью, чей запах очень сильно напоминал запах спирта, я приступила к делу.

Раскрытие было полным, но ни конечности ребёнка, ни пуповина, к счастью, не выпали. Больше всего я боялась, что ситуация запущена и дитя уже нельзя спасти. Сейчас каждая секунда на счету, при поперечном положении малыш сам не родится и погибнет в утробе, это гарантированная мучительная смерть для матери. Недаром сотни поколений женщин при отсутствии адекватной помощи умирали от родов.

Жаль, здесь нет условий для кесарева сечения.

В голове всплыли слова, которые часто повторяла старая преподавательница в институте, который я заканчивала:

При поперечном положении на ножку сделай поворот.

Внутренний поворот плода был очень рискованной манипуляцией, вмешательство грозило разрывом матки, отслойкой плаценты, болевым шоком, инвалидностью ребёнка и ещё кучей осложнений.

К тому же мы превращаем поперечное положение плода в ножное, а там тоже всё непросто.

И, чёрт возьми, я никогда не делала этот поворот! В современном мире не было необходимости, потому что существовало УЗИ, которое позволяло выявить неправильное положение до родов. И существовала операционная, перчатки, инструменты, стерильность. Мы, современные врачи, были разбалованы благами цивилизации.

Сейчас предстоит вернуться в прошлое.

По спине катился холодный пот, но разум оставался чистым, и я благодарила Бога за свою почти феноменальную память. Каждую деталь манипуляции я помнила так, будто только сегодня закрыла книгу и прослушала лекцию.

Работать следовало обеими руками: одна помогает снаружи, подталкивая попу малыша к выходу из матки, вторая изнутри ищет ножку.

Обе женщины держали Милли за плечи, но от боли и настойки та уже отключилась. Господи…

Я помогла сотням малышей прийти в этот мир, хоть и работала с акушеркой, но отлично знала и умела всё. Так пусть повезёт и сегодня!

Плод лежит спинкой к животу, в переднем виде – это хорошо… С ювелирной точностью отыскать и захватить нижнюю ножку – аккуратно, как драгоценность. Наружной рукой двигать голову вверх, а ножку низводить к выходу. В итоге получается неполное ножное предлежание, и это лучше, чем полное, так как будет проще родить самую крупную часть – головку.

Милли проснулась и закричала. Я не запомнила, что говорила, молила успокоиться и не дёргаться.

Всё должно закончиться хорошо. Иначе быть не может. Не должно.

И вот… Малыш лёг продольно. Поворот закончен! Самое сложное испытание в моей жизни.