Алёна Цветкова - Мыловарня леди Мэри

Мы даже на обед не стали возвращаться. Заехали в деревню и купили у старосты крынку молока, хлеб и кусок копченого мяса. Ничего вкуснее не ела, хотя повар в замке очень даже ничего. Были бы нормальные продукты… Но ни помидоров, ни огурцов, ни даже картошки здесь пока еще не было. И даже бароны ели кашу, пироги и репу во всех видах.

Здесь даже масла подсолнечного еще не придумали. Только льняное и конопляное. Но у нас на кухне было еще и оливковое. Я когда узнала, сколько оно стоит… Надо либо бочками покупать, либо мыло у фанкийских купцов. Так что до кастильского мыла, которое варится на чистом оливковом масле и которое можно было бы предложить высшему свету, мне далеко.

Когда после обеда Трофим заснул под деревом и громко захрапел, пугая живность, мама-Васка устроила мне выволочку, пользуясь тем, что никуда я от нее сбежать не могу.

– Ишь чего удумала, – ворчала недовольная она, – где же это видано, чтоб девица такая беспокойная была. И зачем тебе эта мыловарня? Одна суета… Не дело это, дочка, невесте просватанной такими глупостями заниматься…

– Ты же знаешь, мама-Васка, я хочу папенькино наследство вернуть, – вздохнула я. Нотации своей няньки я знала уже наизусть. Но сегодня я услышала кое-что новенькое…

– Дело оно, конечно, хорошее, – проигнорировала привычный уже ответ нянька, – но ты вот с Пронькой в мыловарне своей уединяешься без присмотра. И слухи, дочка, ходят уже. Нехорошие. Что милуешься ты там с парнем, пока жених твой за наследством твоим присматривает…

– Мама-Васка! Но ты же знаешь, что это не так! – возмутилась я.

– Я-то, может, и знаю… а вот народец-то нет… и слухи, дочка, нехорошие ходят. Обидные для жениха твоего. А ведь мальчик старается. Ни одного слова тебе плохого не скажет, ни обиды какой не причинит. А ты нос воротишь… Вышила б ты ему подарочек, что ли, какой… хоть поясок, хоть платочек…

– Хорошо, вышью, – вздохнула я. Что ни говори, а была у меня в душе благодарность к Михаилу Андреевичу. Он, может, и хам, наглец и сволочь, что хочет отобрать у меня наследство, но пока я от него лично к себе ничего плохого и правда не видела…

– Вот и умница… а то больно смотреть на жениха-то. Сердце кровью обливается. Он уж и так и этак к тебе, а ты на него не взглянешь даже. Все со своей мыловарней носишься…

А слухи ходили. Недели не прошло, как мыловарить я начала, как ко мне в мыловарню прямо посреди рабочего дня нагрянул жених. Вроде как посмотреть, что я тут сделала с доверенным мне помещением. Ага… Как же… Видела я, как цепко оглядел он и меня, и Проньку, задерживая взгляд на губах, Небось боялся, что целуемся мы тут…

А мне почему-то стало приятно от беспокойства в его глазах… Тепло стало на душе. Радостно. Глупая я, бестолковая девица. Несмотря на свой реальный возраст, в отношениях неискушенная…

И платочек в подарок для Михаила Андреевича я вышивала с этим странным теплым чувством… Подарить, правда, лично не смогла. Страшно было увидеть, что я ошиблась, и ничего такого в его взгляде не было…

Первые партии мыла уже созрели, котлов все не было. С каждым днем время до совершеннолетия уходило, как дым из трубы моей мыловарни. Пронька уже ловко справлялся с процессом в одиночку, и я все чаще оставляла его одного.

По совету поверенного, Дмитрия Федоровича, я заключила с Пронькой договор, по которому он не имел права раскрывать тайну моей технологии. И за нарушение договора, по местным обычаям, ему грозила смертная казнь. Сначала я попыталась возражать, объяснить, что это негуманно, что достаточно большого штрафа, но Дмитрий Федорович, снисходительно улыбнувшись, привел один, но веский довод: Пронька не будет против. Потому что так принято. Это нормально.

Я тогда несколько ночей не могла уснуть. Думала. Размышляла. Вот я вроде бы из будущего, из более продвинутого века, но здесь, в средних веках, никому не нужны наши моральные принципы: гуманизм, человеколюбие, толерантность. И если я буду вести себя с людьми как человек двадцать первого века, то это сочтут слабостью. Но как изменить в себе то, что впитано с молоком матери? Как заставить себя видеть жизнь совсем с другой стороны? Пожалуй, именно это стало для меня самым трудным.

Я могу приспособиться к жизни в замке без водопровода и канализации, ведь я даже не представляю, как спроектировать эти трубопроводы. Если бы это было доступно каждому среднестатистическому жителю нашего мира, то вряд ли бы сидели целые конторы, которые занимались расчетами и чертежами.

Я могу привыкнуть жить без телевизора, телефона и других средств связи. Научиться спокойно принимать неизвестность и отсутствие новостей не мировых, нет, но даже местных.

Я могу смириться со свечами и печным отоплением, с грунтовыми дорогами и грязью после дождя даже на крупном тракте, с поездками на лошади и еще с тысячами крупных и мелких неудобств этого века.

Но как принять, что ты имеешь право избить человека кнутом за мелкие проступки, отрубить руку за воровство или лишить жизни за разглашение секретной технологии? И не просто имеешь право, ты должна это делать. Иначе… Прощай, мечта о наследстве. Ибо это слабость. А слабому человеку никто не отдаст бразды правления огромным состоянием. Слабый человек не сможет даже наладить работу мыловарни. А значит, не видать мне гражданства через два года.

Но мне неожиданно помог падре… И вера.

Падре каждый месяц навещал меня, чтобы убедиться, что его доля моего состояния достанется церкви. И именно он заметил, что со мной что-то не так.

– Мария Львовна, – задал он мне вопрос, – вы такая печальная. Случилось что?

– Да, падре, – ответила я. Я была слишком близка к глубочайшему отчаянию, к депрессии, с которой вряд ли смогла бы справиться, – мы заключили с Пронькой, моим рабочим, договор. Ему грозит смерть, если он раскроет секрет моей технологии…

– Похвально, дочь моя, – кивнул падре. – Это вам посоветовал поверенный господина барона? Правильный поступок.

– Но, падре, – возмутилась я, – от вас я такого не ожидала. Жизнь человека – самое ценное, что может быть в этом мире. Как можно любить людей, но при этом позволять им подобную жестокость?! Как можно спать спокойно, отправив человека на конюшню для порки за нерадивость в работе, отрубить руку за украденный кусок мыла или лишить жизни за рассказанную тайну?

– Каждый человек, дочь моя, сам выбирает свой путь. Господь говорил: «да воздастся каждому по делам его». Пронька ваш знает, что если будет лениться, то получит плетей. И он выбирает свой путь и несет ответственность за свои поступки. Каждый сам строит свою судьбу. А мы можем только молиться, чтобы близкие не сбились с пути истинного, не поддались проискам дьявола…