Владимир Марков-Бабкин - Император Единства

Неопределенность томила, а страх все больше охватывал их души в ожидании того рокового мига, который может наступить в любой момент, когда император сочтет их слишком опасными. И что тогда? Как он обставит их гибель? Ведь вряд ли его прельщает слава Бориса Годунова, якобы приказавшего убить малолетнего Дмитрия! Кто поверит в то, что император ни при чем? Или их обвинят в каком-нибудь мифическом заговоре? После которого лишение титулов и ссылка в Сибирь будет самым мягким наказанием. Возможно, девочек Михаил и пощадит, но какая судьба ждет их после этого? Незавидная участь.

– Ники, подумай о наших детях!

Николай покачал головой.

– Нет, Аликс. Нет. Я отрекся. Отрекся на Святом Писании перед ликом Бога и перед людьми. Такова была воля Его. Я не могу.

Жена зашипела яростно:

– Но за сына ты не имел права отрекаться! И Алеша не отрекался перед Богом и людьми! Он законный наследник престола Всероссийского, а значит, именно он законный император!

– Да тише ты! Ты понимаешь, что говоришь? Понимаешь, насколько это опасно?

Бывшая императрица зло рассмеялась.

– О да! Вот в чем не откажешь твоему братцу, так это в решительности! Он не стал церемониться с нашей многочисленной родней и быстро указал им место. Если бы действовал, как он, если бы ты после убийства нашего Друга повесил бы привселюдно князя Юсупова и прочих на Дворцовой площади, если бы ты лишил титулов и имущества всех причастных к смерти Распутина, если бы не колеблясь сослал бы всех своих недругов в Сибирь, то ты бы до сих пор был всевластным императором, а не пугался бы сейчас каждого куста в этом парке! В твоем парке!!!

Николай остановил кресло и, обойдя его, присел перед женой на корточки, взял ее ладони в свои и проговорил мягко:

– Аликс, в любом случае эти разговоры не имеют смысла, не говоря уж о том, что они смертельно опасны сами по себе. В руках Михаила вся полнота власти. Тут уж ничего не поделаешь.

Она изучающе смотрела ему в глаза, а затем покачала головой.

– Ники-Ники, твое упрямство, твой фатализм и твое нежелание видеть реальность – одни из самых плохих твоих черт. Сколько раз ты отказывался слушать моих советов? И к чему это привело? Все вовсе не так, как кажется, и не так, как рисует в газетах этот писака Суворин.

– О чем ты говоришь, дорогая?

Бывшая императрица мягко улыбнулась.

– О том, муж мой дорогой, что власть твоего брата зыбка и эфемерна. Он носится с фронта на фронт, он устроил катавасию с переездом столицы в Москву, одни уже переехали, другие еще нет. Вот и сейчас Михаил ненадолго вернулся в Москву, вновь ткнул палкой в помещичий муравейник, издав этот свой Манифест о земле, и разворошил чиновничий улей, требуя чисток. И вот он опять собирается уезжать. Куда? За море! В Константинополь! И куклу эту свою итальянскую с собой забирает. Кто остается в Москве? А кто в Петрограде? Он даже Гурко отправил из Ставки на фронт! Кто остался в Ставке? Лукомский? Но он лишь наштаверх. А где главковерх? Нет его! Будет праздновать в Царьграде свою коронацию! В твоем Царьграде свою коронацию!!!

Николай пожал плечами.

– Он уже покидал Москву и надолго. И ничего не случилось.

– Это было до манифеста. До ограбления помещиков. А среди них множество военных, включая генералов. Простят ли они Михаилу такое? Очень и очень в этом сомневаюсь. Скажу тебе больше – уверена, что и твой брат чувствует, насколько все зыбко, иначе бы он так не хорохорился, и так много не писала бы хвалебного о нем банда Суворина, не старались бы они сделать из него героя-полководца. Все они понимают, что не простят им. И не забудут. Ничего и никому. И я не забуду.

Бывший самодержец криво улыбнулся.

– Ох, Аликс, ты опять выдаешь желаемое за действительное. Ну где, скажи мне на милость, где доказательства этих твоих фантазий? Откуда тебе из Ливадии знать об этом?

Она торжествующе подняла указательный палец.

– Вот именно, Ники, вот именно! Это и есть главное доказательство! Твой брат нас просто боится. Боится разрешать к нам визиты…

– Не согласен, люди сами боятся к нам ездить.

– Они потому и боятся, что чувствуют, что заговор если еще не существует, то он как минимум реален, и не хотят преждевременно попадать в поле зрения ИСБ и прочих Михаила шавок. Миша твой нас удалил не потому, что я много, как ты выразился, болтала, а потому, что мои слова находили живейший отклик и понимание в высшем свете. Он тебя настолько боится, что даже не пригласил нас в Москву на свою коронацию!

– Аликс, ты же сама не хотела ехать и униженно стоять в стороне, глядя на то, как они коронуются!

– Да, я не хотела! Но я бы поехала! И я бы смотрела им в спину, зная о том, что вскоре кое-кто дорого за все мои унижения заплатит!

– Опять слова и фантазии, Аликс. Михаил, надо отдать ему должное, просто-таки разгромил всяческую себе оппозицию, оплел империю своими, как он выражается, спецслужбами и жестко запугал всех, кто мог решиться на выступление.

– Именно! А теперь подумай, что ждет нас после его этой коронации в Царьграде?

– Конкретно нас или Россию?

– И нас, и Россию.

Николай пожал плечами.

– Что касается нас, то, откровенно говоря, я надеюсь на некоторые послабления. Получив престол Ромеи, Михаил получает корону, которую ни от кого не наследовал и на которую других претендентов нет. А объединив две короны третьей – короной этого самого Единства, он вообще становится величиной такого масштаба, что ему незачем опасаться нас. Что же касается России, то думаю, что нас ждут большие преобразования и массовое переселение. Посмотрим.

Аликс смерила мужа победным взглядом.

– Что ж, я надеюсь, что Михаил твой так и будет думать.

– А это не так?

– Нет!

– Объяснись!

– Его эти две новые короны ничего не стоят без российской. Кто император России, тот и император всего остального. В то же самое время он неизбежно будет проводить массу времени в этой своей драгоценной Ромее, носясь с ней, как Петр Первый носился с Санкт-Петербургом, Северной войной и флотом, отчего вся остальная Россия пришла в полнейший упадок. Тогда Петр мог себе это позволить. Но сейчас совершенно иная ситуация. Власть Михаила настолько зыбка, а все его преобразования настолько значительны, что он должен словно паук сидеть в Кремле и бояться выпустить из рук хотя бы одну нить власти. Но он, со свойственным ему романтизмом, не завершив хотя бы одного дела, начинает множество новых, а затем бросает все и идет воевать за три моря, где и застрянет надолго. Неужели, мой дорогой Ники, ты не видишь, что он обречен?

– Ну, ситуация, действительно, сложная. Но ему все это время просто сказочно везло!

– Всякому везенью приходит однажды конец. И тогда придет твое время. Твое, Ники.