Петр Ингвин - Зимопись. Книга третья. Как я был пособием

Что ж, пусть царевны шумят. Пусть радуются. Столько дней без мытья. К тому же, многоголосый гомон отпугнет волков и мелкие шайки вроде недавних мародеров.

Решив, что двух дозорных вблизи озера достаточно, я двинулся по расширявшейся спирали посмотреть, что и как вокруг. Апельсиновые деревья быстро закончились, дальше простирался более высокий лиственный лес. Рощица с озером осталась далеко позади, в свое хромоногое подданство меня приняло царство бурелома и валежника. Было почти непроходимо. Кроме одного места. Ровно на север вела широкая просека – несомненно, искусственная, хоть она и заросла высокой травой. Кто-то прорубался здесь в незапамятные времена, а потом периодически пользовался.

Я направился по просеке. Не зря. Спереди донесся резко не природный шум. Не близко, но. Меня как раз внесло на пригорок. Кто-то жутко ругался вдали. Несколько голосов. Мужских.

Бежать, спасать царевен? От чего? Вдруг впереди как раз спасители?

А если нет?

Надо разведать. Но если там разбойники, у них может быть псина – и тогда уже никто никого не спасет, не предупредит.

Испарина на лбу подтолкнула организм к действиям. Одежда мгновенно слетела с тела, набранная горстями земля покрыла лицо и плечи. Псины рвут людей, но боятся человолков. А я кто, пусть в недавнем прошлом? Пленка, отделяющая человека от зверя, тонка до прозрачности. У кого-то исчезает с совестью, у меня упала вместе с одеждой.

Руки легко вспомнили, как ходить. Позвоночник принял удобное положение. Колени разъехались в непредставимой прежде растяжке. Шея выгнулась в обратную сторону, давая глазам возможность смотреть вперед. Поочередно переступая (и здесь правило трех опор!), я двинулся на голоса.

– Говорил же, проверь!

– Я проверял!

Пятеро мужчин чинили отлетевшее колесо телеги. Лошадь прядала ушами, всхрапывала. Псины не было. Приблизившись насколько возможно, я детально рассмотрел всех. Четверо – крестьяне, однозначно. Пятый – в балахоне бойника с колпаком, скрывавшим лицо.

Конец мучениям. Бойник – работник законных властей. Обрадовавшись, я приподнялся, забыв, в чьем образе нахожусь. Жизнь в стае приучила к естественности.

Бойник поглядывал по сторонам, охраняя починщиков от неприятностей.

– Стой! – крикнул он в мою сторону. – Назовись!

Я привстал еще немного… и резко опустился: бойник схватил с телеги запрещенный властями гнук.

Стрела сорвалась с тетивы. Плечо больно царапнуло – хотя я лежал, распластавшись по земле. Однако, стрелял умелец.

– Грррр! – взревел я.

– Человолк!

Вторая стрела едва не пригвоздила меня к дереву, за которое удалось отскочить. Я помчался назад, виляя между естественными преградами. Еще одна стрела, уже на излете, почти достала, содрав кожу на ягодице. Куда мне тягаться в меткости с таким профессионалом, я со своим гнуком против него – как хулиган с рогаткой против снайпера с пристрелянной винтовкой.

Подхватив сложенную одежду, я еще долго не останавливался, и лишь на подходе к лагерю тело, наконец, вернуло себе человеческий облик.

Ученицы блаженствовали. Омовение сменилось играми. Забравшись одна на другую, царевны пихались, пока все вражеские пары не опрокинутся и над водой не останутся победители. Локти сталкивались, фасады вминались, пальцы захватывали и дергали чужие всклокоченные волосы. Визг, плеск, брызги, хохот. Верхние изо всех сил старались удержать равновесие, нижние крепко держали их за бедра, но сами едва стояли на ногах. Толчок – и гогочущая конструкция летела вниз. Вздымалась пенная завеса, каскады ледяных брызг накрывали соседей, которые визжали и бросались мстить обидчицам.

Знавший о море и теплых пляжах я не понимал местной любви подолгу булькаться в невыносимом холоде.

Со стороны, откуда я подошел, на страже стояла Антонина, ее заметивший меня взор равнодушно сместился вбок, поза вовсе не изменилась: расположившись на небольшой возвышенности, царевна примяла бугорок могучим седалищем, одной рукой она опиралась на траву сзади, а в другой держала перекинутый поперек живота обнаженный клинок.

– Где Варвара? – спросил я.

Поправив под шлемом мокрые пряди, Антонина мотнула головой назад, на бурлившую весельем лужу.

– Позови, – попросил я.

– Я дозорная. Тебе надо, ты и зови. – Она высокомерно отвернулась.

Вредина. Понимала же, почему обращаюсь. Пришлось высунуться в пределы видимости с озера.

– Варвара!

Среди девчонок случился маленький переполох, они посыпались в воду, которой было по пояс, оставляя снаружи одни головы. Одна пара просто развернулась ко мне. Верхняя в паре, Александра, чуть не до пояса закрытая длиннющими светлыми волосами, испуганно прикрылась еще и руками, ее ноги изо всех сил пинали в бока нижнюю. В нижней узналась ничуть не смутившаяся Варвара.

– Что?

Ей надоело терпеть пинки, она подняла за бедра и сбросила взвизгнувшую златовласку. Вопли и махание рук закончились большим бульком. Варвара бесцеремонно уставилась на меня, возвышаясь над пейзажем как продавец над арбузным полем, причем арбузы были сердитые и недовольные.

– Маленькая срочная проблема. Надо поговорить.

Отойдя, я через несколько шагов присел на землю спиной к возобновившемуся празднику жизни.

– Что за проблема? – Варвара опустилась на траву рядом со мной. Мокрые плечи покрывала наспех накинутая рубаха, голые ноги царевна вытянула вперед, шевеля пальцами, почти синими от холода. Бедра и некогда гладкие икры топорщились гусиной кожей.

– Не переохладитесь там, а то заболеете.

– Об этом хотел поговорить так срочно? – Варвара резко поднялась, окатив морозным воздухом. – Не маленькие, сами разберемся.

– С севера к апельсиновой роще ведет просека, по ней сюда двигаются пятеро на телеге. Четыре крестьянина и бойник. – Я потянул Варвару за промокший подол рубахи, усаживая обратно. – С гнуком.

Повернувшееся ко мне лицо, белое от холода, стало серым:

– Как это понимать?

Я предположил:

– Сейчас здесь царит безвластие. Рыкцари ушли, цариссы еще не воцарились. А урожай собирать надо. – Я указал вверх, на свисающие оранжевые солнышки.

– Что будем делать?

– Уходить.

– Из этого рая?! После стольких дней мучений?!

– Что предлагаешь?

Варвара сузила глаза, превратив их в плюющиеся свинцом смертельные амбразуры:

– Нападать. Их всего пятеро, нас шестнадцать, у тебя тоже есть гнук.

– Я их стрелку не чета, не сможем даже подойти, половину он уложит еще по дороге.

– Как же подошел ты? И откуда знаешь о его меткости?

Наклонившись на один бок, я потер рукой сочившуюся кровью ягодицу:

– Метров с девяноста. Мне такое не по зубам даже во сне. Еще в плечо примерно с сорока, причем он стрелял интуитивно, не видя меня, а только предполагая. И чуть не расщепил дерево, за которым я прятался.