Ная Геярова - Тропа ведьм. Слезы навий

– Тимир, найденка. Глава его в детстве в дебрях восточных нашла. То ли родителям в тягость стал, то ли… Ты голову ниже наклони. – Тала смолкла, с тоской глядя в открытое окно и намыливая Аглае волосы. Пес во дворе завыл. Тала начала поливать из кувшина. Вода стекала пенными ручейками, от травяного запаха мыла стало горько в носу. Аглая жмурила глаза, но их все равно щипало.

– Темный он. Сила в нем, да не ведовская. Ведовской-то уж нет у нашенских. Всю Гаяна стерла начисто. А силушка вот вдруг объявилась, уж и не ждали. Да только темная. В былое время отправился бы в Обитель. Ведьмы провели бы ритуалы нужные, стал бы наш Тимирка жрецом. А теперь жрет его это изнутри. Щерится. Иногда так глянет, что душа готова вон выпростаться. Того и гляди, сила сама свое возьмет. Неподчиненная, как такой силой повелевать да в какое русло направлять? Бывало, в давние времена не успевали в Обитель носители и становились сумеречными, не справившись. Не люди, не жрецы, не мертвые, не живые. Так в то время знающие еще были, да и то без ведьм приходских не обходились, а тут мальчишка, да совсем один. Ох, возьмет чернь свое. Застонет поселок. Сила темная в неподчинении! Вся округа содрогнется, завоет в мучениях. Да только ненадолго. Соглядатаи разнюхают, несдобровать Тимиру.

– Так, может, и лучше, чтобы его того… Ну, если опасен. – Аглая запрокинула голову, кутая в полотенце, вытерла ладонью мокрое лицо.

Тала посмотрела на нее вопрошающе. Отошла к рукомойнику, вытерла ручки о рушник:

– Холода сколько в словах твоих. Никак обидел кто? Мужчина?

Аглая не ответила. Тала нахмурилась, указала на узелок:

– Здесь одежа твоя, перекинься.

Аглая была уверена, что одежа – то самое черное, в пол, платье.

Взяла куль, размотала. Не ошиблась. Наскоро переоделась.

Тала ушла на улицу, вылила воду и накрыла на стол. После еды милостиво кивнула:

– Пошла бы прогуляться. Ишь вся серая стала.

У двери висело круглое зеркало. Аглая глянула на отражение. Лицо худое, впавшие от жара и болезни щеки, да так, что скулы выпирают. Зелень в глазах поблекла, став больше похожей на муть болотную. Аглаю аж передернуло. Темные круги под глазами.

– Иди, иди во двор. Воздух тебе нужен. Живого мира почитай пять дней не видела. Там у ворот подруга твоя, вся изнемогла. Вам небось потолковать нужно.

Аглая, услышав про Нику, на ходу обула стоявшие у порога кожаные сандалии и выскочила наружу:

– Ника!

Подруга махнула рукой:

– Алька!

Ника полезла обниматься. Шарахнулась в сторону проходящая мимо женщина с ребенком на руках. Тот от резкого шага заголосил. Ника кинула на них неприязненный взгляд и потянула Аглаю прочь, мимо низких изб по узкой улочке. Махнула стоящему у открытых ворот пареньку. Вывела за околицу в поле. И только здесь остановилась:

– Смотри, Алька!

Зеленые, кое-где подернутые осенней желтизной травы тянулись почти до горизонта, где их проглатывали гигантские деревья. Вороны зло граяли в выси. Аглая ошарашенно осмотрелась:

– Где мы, Ника?

– Хороший вопрос. Ответить некому. Поселковые шарахаются от меня, как от прокаженной. Девки креститься начинают, мужики и те волками смотрят. Тетка, у которой в хате живу, лишнего слова не скажет. Вечером придет только для того, чтобы еды принести, и тут же за дверь. Дикие. А говорят как – с вензелями и присказками.

Аглая задумчиво села на пригорок. Из поселка тянуло варевом, доносились крики детворы, лай собак. И все перекрывало карканье воронья.

– Странная местность. И люди странные.

Ника опустилась рядом, подняла с земли соломинку, сунула в рот, пожевала и выплюнула.

– Алька, мы не дома… не в нашем мире.

Аглая посмотрела на Нику недоверчиво.

– Неужели сама не видишь?

– Ты звонить домой пыталась? – Аглае совсем не нравился разговор.

Ника нервно усмехнулась:

– Так я уже говорила, мой телефон в болоте покоится. А здешние жители про сотовую связь слыхом не слыхивали.

– А мой, пока бежали, потерялся, – призналась Аглая.

– Да если бы даже остался, толку мало. Ты вокруг посмотри. Хоть один столб видишь? Ни высоковольток, куда ни глянь, ни простых опор. За все дни ни одной машины в деревню не заезжало. Зато парнокопытные в каждом дворе. А вчера вечером… – Она задумчиво всмотрелась в даль. – Алька, ты меня можешь за сумасшедшую считать… В поселке четверо ворот, и все на ночь запираются. Не ходит здесь люд по ночам. Тихо, как в гробу. Выйти за ворота после того, как солнце село, невозможно: стоят, охраняют. Я уж было подумала, всяко бывает, может, банды какие лихачат, места-то дикие… – Помолчала. – Не банды. Пока солнце не село, вышла за ворота, думаю, окрестности огляжу, может, где и на трассу выйду или встречу кого, позвонить попрошу…

Шла Ника не сворачивая, помня, что именно так и можно заблудиться, шаг влево, шаг вправо, и закрутит-завертит тропа узкая. Отошла вроде недалеко, да только оглянулась и поселка не увидела, будто не было. Поле сорное да кусты ежевики дикой, можжевельник испуганно трясет ветками на ветру, дереза за подол колючками хватает. Отчего стало страшно? Оттого ли, что внезапно поняла, что потерялась, или от чувства одиночества, так же внезапно обрушившегося на неуемную головушку? Развернулась и обратно направилась. А сердце гулко стучит да трепетно. Уж не километр, все пять прошла. Выдохлась, но не видно ни высокого забора, ни ворот бревенчатых. Тропа выворачивала, крутилась под ногами, забредала за кусты, хотя Ника точно помнила, что никуда не сворачивала. От страха завыла в голос.

– Никак заблудилась-заплутала, девица красна?..

Ей даже оглядываться было страшно, так жутко прозвучал невесть откуда возникший хриплый, дрожащий голосок.

– Что это ты не отвечаешь, девица? – елейный голос. Топает, ногами по земле чавкает, будто по болоту их тянет.

«Не оглядываться, только не оглядываться», – уперто твердила себе Ника и шла вперед, с ужасом понимая, что тропа уводит в лес. Тот самый, откуда с Аглаей вышли. Тот, где болото, тварь и черные иноходцы с гикающими наездниками. А позади хриплый не отстает, Ника его спиной чует.

– Обернись, краса-девица! Я ничего молодец! – Хихикает мерзостно, а по коже у Ники мороз. – В дом свой приведи, с родителями познакомь, я мужем хорошим буду.

Ника остановилась у первого дерева. Куда далее? Вперед, в чащу жуткую. Оглянуться еще страшнее – встретится нос к носу с хриплым и отчего-то твердо знает: нельзя. А хриплый уж в спину дышит, и чует Ника, как пальцы рук ее касаются. Холодные, влажные. От ужаса у самой ладони вспотели, в жар кинуло. Стоит и трясется.

Откуда внезапно вышел огромный черный волк, не заметила. Только остановился и щерится. Руки тут же от Ники отдернулись. Волк прижал уши и, не издав ни звука, прыгнул. Нервы не выдержали, Ника зажмурилась и завизжала.