Тальяна Орлова - Последняя игра чернокнижника

– А белье к этому… к-хм, костюму полагается?

– Все полагается, если будешь хорошо работать! – отрезала женщина.

На мне были короткие панталончики, выданные еще в доме добрых господ Нами. Потому я поежилась и вышла к женщине, надеясь, что она не станет обращать внимания на то, что подол их едва закрывает. Но Ратия уже раздраженно торопила:

– Идем уже, сколько времени тратим на ерунду.

Она повела меня в ту самую столовую для рабов, на которую вчера указывал Скиран. Я немного успокоилась, когда увидела других девушек в таких же платьицах. То есть меня не унижают по конкретному приказу айха Ринса. И все равно было не по себе. Это же задача – попробуй остаться неизнасилованной в таком прикиде.

– Кушать здесь, – она указала на один из столиков, где уже сидела другая девушка с таким же затравленным видом, как у меня. – И да, высокоблагородная леди, еда тоже для всех одинакова, вы не возражаете? Ничего же, что плохая магичка Ратия выделила не самое лучшее место для вашей царственной персоны?

Как-то мы с ней неправильно начали. Я осторожно тронула женщину за локоть, чтобы остановилась.

– Ратия, я не хотела тебя обидеть. Я… из диких земель! И в столице оказалась совсем недавно.

Показалось, что взгляд ее немного потеплел, она даже улыбнулась:

– Ничего, привыкнешь. Поначалу здесь всем немного сложно. Поешь хорошенько, а то смотреть страшно на твою худобу. А потом приступишь к обязанностям. Кстати, о них. Ты умеешь готовить пироги с потрошками?

Я вытаращилась на нее.

– Эм-м… не уверена.

– Рокри? Кайолли? Хотя бы суп из лаорового мяса?

Мои глаза становились все круглее – лучше бы на пироги с потрошками согласилась, эти слова хотя бы разум перевел на привычные, а ее улыбка по мере перечисления с лица сползала в минус. Вот я и испортила о себе и без того не слишком хорошее впечатление. Почти жалобно проблеяла:

– Я убираться умею, дорогая Ратия.

– Убираться она умеет, надо же, – женщина эту фразу почти сплюнула. – Таких надо или в наложницы брать, или сразу в суп из лаорового мяса отправлять. На случай, когда в морозильнике закончатся лаоры.

Она, скорее всего, пошутила. Хотя спрашивать о том, распространен ли здесь каннибализм, я не решилась – кто знает, какой ответ получу и смогу ли потом спокойно спать. Ратия скривилась, но после долгих раздумий заявила:

– Ладно. Пока будешь убирать коридоры на четырех первых этажах. В комнаты только не смей заходить!

– Спасибо, – я говорила как можно спокойнее. – Я не подведу.

Направилась к столику, попутно рассматривая свою соседку. Молодая брюнетка в таком же платьице, если эту форму можно хотя бы с натяжкой так назвать. Лицо ее мне показалось некрасивым и каким-то распухшим. Только сев напротив и пододвинув к себе тарелку, я сообразила – девушка просто зареванная: щеки опухли, глаза красные.

– Привет, меня зовут Катя, – я решила быть дружелюбной со всеми, на всякий случай. – Новенькая.

– Кати? – повторила она по-своему. Не пойму, у них всех со слухом туго? Почему только айхи слышат мое имя верно, а остальные коверкают? Но ее неожиданной радости нашлась хоть какая-то причина: – И меня почти так же, только Китти! Мы обязательно станем подругами!

Я выдавила ответную улыбку. Кати так Кати. Если это обеспечит мне еще одного союзника, хоть Таракатей зовите. Я решила укрепить мирный союз:

– Выходит, почти тезки. Ты плакала, что ли, Китти?

Она согласно зашмыгала носом. На самом деле, я не выношу чужих истерик. Но в этот миг заставила себя наклониться и похлопать ее по руке:

– Эй, эй, не реви. Расскажи, что случилось!

– Ничего-о-о! – обескуражила она меня ответом, а по ее распухшим щекам потекли крупные слезы.

– В смысле? – я снова выпрямилась, а голос сам стал суше.

– Ничего-о-о не случилось, – повторила она, всхлипывая. – Я здесь уже два месяца, пристроили посуду мыть и овощи чистить. Это намного лу-учше, чем было раньше, до того, как айх меня купил – там хозяин заставлял работать от зари до зари, а здесь и работой не загружают до мельтешков перед глаза-ами, и не бьют, если все делаешь хорошо-о…

Я вообще перестала что-либо понимать:

– А ревешь тогда чего? Что не бьют?

– Не-ет… Просто не могу не реве-еть… Говорят, что со временем привы-ыкну, но уже два месяца реву-у… Здесь у мно-огих поначалу эмо-оции обостряются…

До меня постепенно доходил смысл происходящего. Аж передернуло от отвращения. И я обязана была оставить мнение при себе, но не выдержала – высказалась:

– Знаешь, Китти, вряд ли мы сможем стать подругами. Я лучше одна выгребусь, чем с той, у кого главный порок – расклеиваться без причины.

После этого она закономерно окончательно залилась горючими слезами. Ну и где моя жалость? Вот как раз сейчас бы хоть капля пригодилась. Но мне хотелось схватить тарелку и пересесть подальше от этой размазни, напоследок снабдив ее какой-нибудь гадостью, чтобы влезла уже в петлю и никого своим существованием не мучила. В тот момент я и не поняла, что моя реакция на ее слезы тоже была не совсем естественной.

– А может, тебе врезать? – почти вежливо поинтересовалась я, однако кое-как держалась, чтобы не сорваться на крик. – Ну, чтобы повод был.

– Так-так-так, – отвлек мужской голос от темных мыслей. – Нытик и стерва. Интересная композиция.

Рядом с нашим столиком стоял мужчина лет тридцати – приземистый, некрасивый. Но хуже всего в нем был засаленный взгляд, который бодро метался от высокой груди моей новой знакомой к моим голым ляжкам. Нет, хуже всего оказалась еще парочка почти таких же мужичков за его спиной, с похабными ухмылками наблюдающими за своим приятелем.

– Чего тебе? – мне удалось перенаправить злость на пришлого.

– Ничего. Но когда вы друг друга доведете до бесячей горячки, мы окажемся поблизости. Организуем снятие стресса. Вам вон даже задирать нечего, бери горяченькими. Ух, я б твои кости-то на себя насадил! А потом и эту плаксу, за компанию. И пусть рыдает, пока ее вся толпа приходовать будет.

Понятно – у этого на поверхность всплыла похоть. Быть может, спровоцированная нашими недвусмысленными нарядами. Я, не глядя, подхватила вилку и продемонстрировала ему со словами, саму себя удивляя отсутствием страха и звенящей злостью:

– Вот из этой штуковины сделать заточку плевое дело, кобелина. Я в двенадцать лет таким по яйцам с разбега пинала, а с тех пор здорово подросла и озверела.

– Психованная? – он вопросил это без иронии, даже взгляд посерьезнел.

– Еще какая, – кивнула я. – У меня зубов на нас обеих хватит. Доставай причиндалы, не терпится глянуть на кусок мяса, который я заставлю тебя сожрать.

Удивительно, но один из его друзей подхватил мужика под руку и увел, приговаривая одно слово: «психованная», как будто здесь это было каким-то чудесным защитным заклинанием. Хотя ведь если в девушке разглядели злость, то она действительно может созреть до желания убивать – в такую хреном тыкать чревато. Обстановка определяет, что любое свойство может разрастись до грандиозных масштабов. То ли от осознания, что моя злость была преувеличенной – обычно я веду себя намного осторожнее, то ли от того, что выпустила пар, но я начала успокаиваться. Теперь уже и слезливая Китти до бешенства не доводила.