Apos - Голый край

Гуляя по улице, она все время что-то рассказывала, отчаянно надеясь, что я все понимаю. Милочка, я не вундеркинд и не гений. Просто понимаю, что надо делать, обучение уже пройдено двадцать лет назад.

– Майа, утцена! – мама показала на маленьких девочек, играющих в куклы. – Йентер!

– Йа, – поддакивал. – Йентер смо.

– Йа! – радостно ответила. Она явно очень гордилась своей… дочерью.

Уже пару раз посещала мысль о том, что стоит перестраиваться и начинать думать о себе, как о девушке. Мозг отчаянно отказывается признавать факт наличия другого набора хромосом. Да что там хромосомы – у меня член забрали!

– Майа, утцена, Гундур!

Мама показала рукой на какого-то мужика со здоровенным каменным топором, на обухе которого были вырезаны сложные геометрические узоры.

– Хай, Гундур, – лениво приподнял руку и помахал мужику.

– Хай, Майя, воль блёомст ваккерь!

Нихрена не понял, но, судя по его широченной такой лыбе, от которой у него едва рот не рвется, мужик доволен. Ну еще бы, с ним поздоровался младенец! Девочка! По логике этих людей я вообще рта раскрывать лишний раз не должен, а по факту опередил умственное развитие иных детей чуть ли не на год с лишним!

За всем этим обучением на улице совсем не успеваю разглядеть, что творится вокруг. Мать видит мой заинтересованный взгляд и, улыбаясь, молчит, позволяя мне насладиться хорошей погодкой.

Слышу чаек. Вокруг раскинулась деревня – бедная, но веселая. Все дома деревянные, с соломенными крышами, но у каждого дома на фасаде вырезаны красивые северные узоры. С голубого неба ярко светит, кажется, летнее солнце, заливая протоптанные улочки светом. Вокруг снуют люди в тусклой, бедноватой одежде – кто в рубахах, кто и вовсе без них, в одних юбках или штанах. Во всяком случае радует, что они тут уже изобрели штаны.

Вот какая-то женщина постарше моей мамы понесла колодезную воду в двух тяжелых ведрах, висящих на коромысле. Стыдно признавать, но в своей прошлой жизни мне бы столько не утащить. С другой стороны мужик, с которым я поздоровалась, рубит дрова каменным топором. Не могу разве что понять, зачем, ведь на улице лето.

Стоп.

Поздорова…лась?

Как же скучала по обычной еде.

Лишь спустя много месяцев, когда у меня начал болезненно прорезаться первый зуб, и я научилась уверенно ползать на четвереньках, меня стали кормить нормальной едой.

Первое, что попробовала в новом для себя мире, была рыба. Понятия не имею, что за рыба, но, мать вашу, что же это за рыба! Почувствовать вкус соленого, нежного мяса спустя стольких лактозных трапез стало для меня верхом блаженства!

Следом мне дали попробовать хлеб. Ну, обычный такой хлеб, его просто так не поешь, надо обязательно с чем-то. Но я ведь девка хитрая, слова тут новые учу, поэтому могу и выпросить иной раз чего-нибудь необычного для моего возраста.

– Мам! Хлеб и рыба!

– Майя, нельзя! Животик бо-бо будет!

– Мама-а-а! – настойчивее капризно прикрикнула, ударив по столу маленьким кулачком.

Мать издала легкий смешок и через пару секунд поднесла к моим губам маленький кусочек хлеба, на котором лежал такой же крохотный кусочек морской рыбы.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Улыбка вообще много когда помогает, наравне с капризами и криками. Очень легко склонить родителей к чему угодно, просто миленько им улыбнувшись или громко закричав. Мать, имя которой, как оказалось, Хельга, очень остро воспринимала все мои капризы и, несмотря на мой превосходящий возраст интеллект, все равно видела во мне ребенка. А вот папаша по имени Борт то и дело заводил со мной душевные беседы, из которых почти ничего не понимала, и пару раз предлагал хлебнуть какого-то едкого пойла. Хороший у меня отец, и мать прекрасная. Тут, наверное, повезло.

Отца, к слову, давно не видно. Мама не говорит про него, все время пытаясь отвлечь меня чем-нибудь вкусным или того лучше, запихивая мне в голову новые словечки. Я, в общем-то, не против, но интерес все же иногда просыпается. Во всяком случае, надеюсь что с бородатым все хорошо – он классный мужик и очень часто смеется. Плохие люди так часто и так звонко не смеются.

В один из вечеров мама взяла меня на руки и, не закрепляя, как прежде, на шее, понесла куда-то на улицу. Когда спросила, куда мы идем, она лишь загадочно улыбнулась и ответила, что мне понравится.

Идти пришлось недолго, и вскоре мы добрались до полянки недалеко от деревни, на краю темного леса с чертовски огромными хвойными деревьями. Таких никогда еще не видела, и тут даже тот факт, что я все еще маленькое дитя, роли не играет – деревья и вправду были огромными.

Ярко горел большой костер. Мать села чуть поодаль и повернула меня так, чтобы я все видела. У костра собралась вся деревня, за исключением около двух десятков мужчин, включая моего отца. Старик, сидящий ближе всех к костру, держал на руках что-то вроде странной по форме лиры и смычок.

– Это тагельхарпа, – улыбнулась мама.

И с первым ударом смычка по струнам инструмента меня захлестнули эмоции.

Музыка нежно прокатилась по поляне, будто обволакивая всех присутствующих своими чарующими звуками. Вслед за тагельхарпой послышались женские голоса. Пение девушек и женщин было чем-то средним между плачем и стонами, очень чувственные звуки. Слова не разбирала, но они и не были важны. Звук инструмента и пение девушек словно резонировали друг с другом, идеально подходя по звучанию и усиливая друг друга многократно.

Темп ускорялся, пение становилось все больше похоже на что-то веселое, вроде детской дразнилки. Люди брались за руки, вставали вокруг костра и танцевали. Их ноги будто сами подхватывали ритм музыки, юноши и девушки кружились в диком хороводе, а их тени плясали, сливаясь с дрожащим светом пламени. Казалось, сами их души рвались наружу, вились в густых ветвях деревьев и уносились прочь из этого мира туда, где было только счастье и пляски у костра.

С севера подул прохладный ветерок.

Лето кончилось, и люди весело провожали его в надежде, что совсем скоро оно вернется.

Снег выпал спустя два месяца, если ничего не напутала со счетом. Мама закутала меня в теплую шкуру и вынесла на улицу, когда начался снегопад. Люди в деревне радовались приходу зимы, несмотря на то, что для них это означает приход голодных времен. Впрочем, тут не уверена, ведь так и не увидела, возделывают они поля и дошли ли до такого уровня развития. Хотя хлеб-то откуда-то достали…

По улице, уже припорошенной снегом, бегала детвора. Малышня самых разных возрастов в этот короткий миг смены теплого лета на холодную, снежную зиму наконец-таки не разделялась по полам – все, и девочки, и мальчики, играли вместе. Бросались снежками, собирая голыми ладошками жалкие крохи снега с земли, смеялись и радовались жизни. Где-то внутри почувствовала легкий укол зависти – я тоже так хочу! Увы, но в моем текущем состоянии могла разве что ползать, куда уж мне бегать.