Александр Эйпур - Ученики Берендея

Он для раздумий себе отмерил время; подле ручья устраивали мы привал.

− Спецслужбы не при чём. Тут явно перепутаны события, телега обогнала лошадь, хотя… − «Мудрейший» отхлебнул из кружки, всматриваясь вдаль, где синела дымка испарений и рассмотреть что-либо я не брался. − В истории довольно случаев, когда казнят безвинных. Скажем, те же насекомые и птицы из града в град перенесли чумы штамм: к эпидемий ужасам горожане приговорены неотвратимо, но перед смертью надобно виновников сыскать. Не правда ль, беженцы из охваченного мором града подходят, как нельзя лучше?

− Разумеется, как никто другой.

− Пока не знаем, кто противостоит нам, в гаданиях нет смыла. Полную картину обычный смертный никогда не видит, − его оговорят, подставят, и, тайным умыслом умывшись, он чужую волю исполняет как свою. Скажем, в каком-то из походов, мы лукавую ловушку прозевали: под угрозой жизни, поступились принципом… Пьяньчужка помер, казалось, ему нет разницы особой, и мы свалили личный промах на него. СТРАХ ПЕРЕД НАКАЗАНИЕМ ЗАСТАВЛЯЕТ ИЗВОРАЧИВАТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО СЛАБЫХ. Теперь посыл наш возвратился… А погоди-ка, со мною был тогда не ты.

Спустился я к воде и размышлял, пока посуду мыл.

Чтоб стать учителя достойным, ученикам прописывают капли молчаливого терпенья. Трудом науку заработать, слугой и третьей побывать рукой, пока пройдёт настройка и в эфир, дуэтом, единую тональность не отправят… Открытие ошеломит случайного зеваку. До сей поры могло казаться, ровня мы, друг другу не обязаны ничем: и разбежались, если что, и поминай, как звали… Однако, допустимо ль быть слепцом настолько, чтобы не заметить: повязаны единой нитью все мы, выпущенные в Жизнь, и платим древние долги. Что знаем о воплощеньях прошлых на Земле? В мужских ролях и в женских, бывали прежде хороши, как пить дать наломали дров. Раз за разом, вновь выходим в воплощение, чтоб задолженности погасить. Задача − новых не наделать, оковы прежних отношений разомкнуть успеть бы. А они случались разные: подчиненный и начальник, богатый и бедняк, талант и просто исполнитель.

Вот так, по крохам, науки постигаем. Разве не мастер, мой Евгений-свет Васильевич? Как подаются ненавязчиво и живо у него уроки. Создателя поблагодарить осталось за учителя, кто сам учеником у своего, тот у своего. Подобного конвейера целесообразность я готов приветствовать, готов и лепту в продолженье мудрое посильную внести.

Вот так всегда: едва не стартовал и тем едва не увеличил космонавтам счёт… И, зазевавшись, ногу раскроил. На тропке именно меня стекла осколок караулил − выпуклый, со старческим лицом, исполненным ядовито-жёлтой сути.

− За годы юные бутылок наколол, небось?

− Не то, чтоб много. Всякого бывало.

− Замечательно, − только и сказал учитель.

Что замечательного в том, что я поранился? Учитель реплике несказанной свободу даровал:

− Потому замечательно, что не безнадёжен ты. Удостоиться отработки долгов при жизни честь особая, но пуще того − ответственность. Свидетельство того, что в тебя верят. Надеются, что испытания пройдёшь, на полдороге не освободишь от ноши рамена, как есть примеры. Иному богатырю в два счёта отобьют охоту. ИСПУГАТЬ-ТО МОЖНО ВСЯКОГО, ДА НЕ ВСЯКОГО ОСТАНОВИТЬ.

Помнится, не сразу я одну особенность за Евгением Васильевичем заметил. Не любит сразу отвечать, − я полагал, умышленно, для придания веса слову. Наверное отныне знаю: молитвой пламенной нам чистит путь.

− Извини, я проглядел стекло. А мог заметить, не сосредоточься на другом. В том и заключается наука путь держащего; меня, как видишь, подловили. Извини.

Кого не тронет искренность, с какою сказано то было? Кабы Евгений свет-Васильевич был женщиной, я непременно бы влюбился, я сделал бы за откровения такие для него, наверно, всё, что в моих силах. Пусть хвастуны воротят горы, по мне − пусть постоят… Вот и про бывшего его ученика известно стало: трудов бежал, лениво испугался. С подобными встречаться доводилось. «Чем меньше знаешь, тем спокойней жизнь», − огрызаются они. Но даже обезьяны расширить кругозор стремятся. И мир растений изучен нами не настолько, чтоб утверждать, что сводится их жизнь лишь к поеданию друг друга. Кого не изумляют корни заблуждений вековых? Корчуя, впору поклониться им и почитать за лета разве. ЧТО СТРАУСУ ПО СТАТУСУ, – ПОЗОР ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.

Конский топот нас застал врасплох.

− Давай-ка освободим дорогу.

− Вы же сами говорите, руки и совесть у нас чисты.

Учитель рассудил иначе:

− Спорить с невидимым противником не стоит. Мы угодили в сотканные искусно сети. Дурную славу на копытах конских отправить можно далеко вперёд. Представь: законопослушные собрались граждане, отряды поднимали для поимки двух разбойников. Или обманщиков, − за кого оговорившая сторона нас выдала, пока не знаем. Я сбросить плащ могу и шляпу, навстречу выйти да узнать, за кем погоня. Само собой, нарваться можно на ретивых слуг закона, числом превосходящим опьянённых, кто сам легко тот же закон преступит.

В траве ко времени укрылись, и удачно, ибо высматривали по сторонам и, как у окулиста на приёме, всадники выверяли зоркость. Унынию учитель не предался, ногу мою потребовал к осмотру.

− Ещё подсказка, − молвил он, пахучий лист ползучего растения прилагая к ране. − Поверишь, до сих пор не мог найти его. Как вовремя покинули дорогу. А это, глянь-ка, что?

Алой парчи в траве валялась варежка меховая, на ощупь − просто ледяная, и вышиты по ней жгучие снежинки, глубокой синевы. Учитель к уху моему поднёс, почудились мне завывания метели. «Придётся сделать крюк, вернуть потерю».

И вновь вниманье на дорогу. Серьёзный оборот принимало дело. Столб пыли не успел улечься, существованье наше отравляя, второй отряд суровым видом горизонт испортил.

− Выше нос! То знак: получаться что-то стало и у нас.

Решил учитель всадникам дорогу бросить. На открытых участках передвигались мы с предельной скоростью и порознь. Как он выдерживал нагрузки − я поражаюсь; в его-то годы.

− Нам до холмов добраться, там в большей безопасности пребудем. А дальше по ночам идти придётся. Если не сойдёшь с маршрута прежде, − Евгений-свет Васильевич усмехнулся. − Предлагаю свежую задачу: впереди, при оружии, около сорока конных следопытов. Показать им спину, отлежаться либо на авось пойти, − что выбираешь?

У холмов стоял отряд дозором. Митинговали добровольцы, жгли костры, − жареного мяса запах будил нездешний аппетит. Гибкими ломтями хлеба мы начали и завершили ужин скромный. Кто б спорил, через кордоны прорываться проще налегке. Безделья вынужденного коротая время, языку знаков обучал учитель. Предложение целиком впервые я прочёл: «Не догадались бы подключить собак». Внутри так и похолодело. Имеется немалый риск, что нас, лишь мимо двинем, почуют лошади; при наличии псов верных, не вздумай воздухом дышать. Пока дул ветер нам в глаза, пощипывали мирно травку лошади закона.