Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето

«Сейчас они должны послать пару-тройку человек для контроля. Вот и они…»

За треском кустарника послышался легкий шум шагов, которые осторожно приближались ко мне. Расклад был явно не в мою пользу. Враги настороже, готовы стрелять. Шаг, шелест травы, еще шаг… Тело напряглось, пальцы сжали рукоять револьвера, как вдруг раздались винтовочные выстрелы, а им в ответ ударил пулемет. Я мгновенно среагировал на сложившуюся ситуацию, даже не понимая, что сейчас произошло. Резко привстал и, выбросив вперед руку, дважды нажал на спусковой крючок, целя в двух отвлекшихся на выстрелы красноармейцев, а уже в следующую секунду вскочил и со всех ног кинулся, петляя, в сторону кустов. В мою сторону ударил выстрел, но для бойца мой рывок явно оказался неожиданным, поэтому, торопясь, он промахнулся, а я тем временем уже добежал до кустов и упал в траву, при этом отметив, что один из двух подстреленных мною красноармейцев громко, с надрывом стонал.

«Это хорошо. Отвлекает их внимание. Так сколько их осталось?»

Но на этот вопрос враги ответили сами. Выстрел. Снова выстрел, щелчок затвора, выстрел. Мой мозг сразу принялся за работу: отмечал, фиксировал, сопоставлял.

– Он туда побёг! Сам видел! Климов, заходи слева!

– Симагин, что там?

– Кончил я эту суку белую. Вон тварь валяется, вместе с ево конем.

– Симагин, мать твою, разверни пулемет и ударь по этим кустам!

Послышался треск кустов и тяжелое дыхание солдата, перекатывающего пулемет. Все их действия были бесполезны, так как они не видели меня, а значит, не могли контролировать обстановку. Правда, от случайностей и я не застрахован. Под их крики я спокойно зарядил барабан револьвера и снова отполз метров на десять. Меня и чекистов разделяли кусты, которые не были для меня препятствием, так как я умел стрелять на звук так же хорошо, как если бы они были от меня в прямой видимости. Я смотрел на плотный кустарник, а сам видел живых людей, считывая приблизительное расстояние до них, при этом учитывая нашу разницу по высоте. Непонятно для меня было только положение пулеметчика. Небольшая разница в высоте – и моя пуля уйдет рикошетом от его щитка. Вдруг неожиданно в мою сторону ударила длинная очередь, срезая ветки и листья, которая прошла правее от меня, вслед за ней ударил винтовочный выстрел.

– Климов! Что, попал в гада?!

– Та не…

В этот момент я вскочил и всадил по две пули в кусты, стреляя на голоса бойцов. Ответом были глухие шлепки от падения тел, а затем раздался долгий протяжный стон.

– Сашко! Брат! Погоди! Не умирай! – вдруг надрывно закричал пулеметчик.

Я слышал, как он вскочил и побежал. Снова перезарядил револьвер, слушая, как причитает пулеметчик над телом умирающего брата.

– Сашко! Братишка, что я нашей мати скажу?! Сашко!

Под эти крики я обошел кустарник и вышел ему за спину. Видно, в этот самый момент его брат умер, потому что до этого он поддерживал его голову, а тут осторожно опустил на траву и заплакал, но уже в следующую минуту вскочил на ноги и затряс в воздухе руками. Пальцы были сжаты в кулаки приличных размеров.

– Тварь!! Сука золотопогонная!! Мать твою!! Где ты есть!! Выходи! Руками порву! Горло перегрызу!! Мать твою!..

– Я здесь!

Пулеметчик, резко развернувшись на мой голос, попытался выхватить из кобуры револьвер, но в этот самый момент тяжелое лезвие немецкого штыка вошло ему в грудь. Быстро осмотрелся. К моему удивлению, лошадей было только две. А где тачанка? Пулемет стоял на ровной площадке, для которой специально срезали грунт. Рядом с ним в землю были воткнуты две саперные лопатки. Классическая засада. Вот только на кого? Хмыкнув, стал выбираться из оврага. Выжить я выжил, но радости не чувствовал, так как остался один. Оружие было, направление, хоть приблизительно, но я знал, а вот с лошадьми мне никогда не приходилось работать. За ними нужно ухаживать: кормить, поить, запрягать. Да, я смогу поехать на тачанке, но если придется убегать, то без навыков моя попытка изначально будет провальной, хотя за время короткого совместного путешествия старательно подмечал и анализировал действия Донского, который правил лошадьми.

«Один за возницу и за пулеметчика, – я покачал головой и стал выбираться из оврага. – Впрочем, не из таких положений выходили. Что надо сделать сначала? Напоить, а затем запрячь свежих лошадей в тачанку, после чего двигаться по намеченному маршруту».

Держа наготове револьвер, я осторожно вылез из оврага и пошел смотреть, что осталось от нашего маленького отряда. Раненый красноармеец уже умер, к моему сожалению, так как у меня были к нему вопросы. Военврач и подпоручик были мертвы, как и лошади из их тачанки. Пулеметчик не стал разбираться, свалил их всех одной очередью. Развернувшись, бросил взгляд в сторону места смерти фон Клюге и невольно вздрогнул. В эту самую секунду «покойник» вставал с земли. Вот он отряхнул одежду, поднял винтовку и быстрым шагом направился ко мне.

– Как вы? – поинтересовался я, как только он подошел.

– Живой, как видите, – хриплым голосом, еще полным напряжения, ответил штаб-ротмистр.

– На что вы надеялись, когда в одиночку бросились в атаку на пулемет?

– На вас, поручик, – как-то по-будничному ответил «тевтон». – Вы должны были выжить.

Увидев в моих глазах вопрос, добавил:

– Вас Бог выбрал, он и хранит.

Я несколько опешил от подобного заявления, но комментировать не стал, а вместо этого спросил:

– Что нам теперь делать?

– Большевики здесь сделали засаду на бандитов. Помните, старик-крестьянин сказал, что отряд чекистов в степь за бандитами ускакал? Вот здесь и есть их часть отряда.

– Значит, вы тоже думаете, что они хотели заманить их сюда?

– Ответ очевиден, поручик. Видно, родник здесь один на десятки верст. Местные про него знали, поэтому привели сюда чекистов, – фон Клюге покрутил головой по сторонам. – Все мертвы?

– Все.

– В любой момент могут нагрянуть или те, или другие. Нам надо быть готовыми к их приходу. Так что, поручик, давайте приниматься за работу. Для начала отведем наши тачанки в овраг, потом я займусь лошадьми, а вы стаскивайте трупы в одно место. Хотя бы вон туда, за те кусты. М-м-м… Надо бы наших похоронить. Не по-христиански бросать так их тела.

– Здесь есть две саперные лопатки.

– Вот и славно. За работу, поручик. За работу.

Следующие два часа мы трудились как проклятые, убирая последствия стычки. Только при ближайшем рассмотрении сразу становилось видно, что здесь была схватка. Посеченные пулями кусты, кровь на примятой траве, а также труп лошади, лежащий в ста метрах от оврага. Сняли один пулемет с тачанки и установили недалеко от захваченного пулемета красных. Другая тачанка осталась в боевой готовности, если вдруг придется быстро уходить. Штаб-ротмистр только заменил в ней лошадей на свежую пару. Костер разводить не стали, а перекусили на скорую руку вареными яйцами, салом, хлебом и луком. Запили ключевой водой и стали ждать. Чего? Мы сами не знали. Лично я считал, что нам надо сразу уезжать, но спорить не стал и решил положиться на «тевтона», который предложил дождаться ночи, а уже потом уехать. Я с трудом боролся со сном, сказывалась бессонная ночь, и, чтобы не заснуть, завел разговор с фон Клюге. Тот не то чтобы охотно, но все же поддержал разговор. Начал я с самого себя.