Марк Салимов - Товарищ маркетолох

– А, товарищ маркетолог! – с удовлетворением отметил Тарасов, по всей видимости уже приступивший к намеченной им релаксации, – Садись, мил человек, за стол, мы с тобой выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем 6 6 Цитата из 5-серийного советского телефильма «Место встречи изменить нельзя», снятого режиссёром Станиславом Говорухиным по сценарию Аркадия и Георгия Вайнеров в 1978—1979 годах на Одесской киностудии. …

– Товарищ подполковник! – взъярился я, – Давайте с вами с самого начала договоримся, что не будем называть меня маркетологом! А то ведь на Рязанщине, как и где-нибудь в Малороссии, многие, даже вполне интеллигентные, люди гэкают, то есть, произносят фрикативное «Г» вместо взрывного. А фрикативное произношение этой буквы иногда почти не отличается от «Х», понимаете? Таким образом, квалифицированный специалист с дипломом магистра наук в области маркетингового управления превращается…

– В товарища маркетолоха!!! – заржал Тарасов, тут же спешно извинившись, – Простите бога ради, Марк! Но это ведь и впрямь на столько же смешно, на сколько и поучительно. Кстати говоря, Марк, скажу как филолог, а не социолог, что в удалённых друг от друга на тысячи километров Москве и Владивостоке, речь горожан схожа больше, чем в Москве и Рязани, между которыми менее двухсот километров. Удивительно, не правда ли? И ещё вопрос, дабы снова не попасть впросак. Я заметил, ударение в слове «маркетинг» вы на второй слог ставите, как обыватели, а не на первый, как многие профессионалы. Почему?

– Да потому, Вениамин Михайлович, что, несмотря на то, что слово это пришло к нам как и многие другие из английского языка, подчиняться оно будет правилам именно русского языка, для которого такой вариант более приемлем. Вы же, я надеюсь, не говорите такие слова как, например, продукт, процесс, финансы с ударением на первом слоге? По моему личному убеждению, такое ударение в слове «маркетинг» делают исключительно снобы!

– Ну что ж, Марк, очень даже убедительно! – уважительно согласился Тарасов, призывно приподнимая сверкнувший каплями конденсата литровый графинчик,– Вашу рюмочку?

– Я, собственно, водки не пью! – забормотал я, широко раскрывая свои голубые глаза для вящей убедительности образа, но, тем не менее, с готовностью подвигая рюмку навстречу.

– Позвольте, а как же вы селёдку без водки будете есть? – поддержал игру подполковник и, коротко хохотнув, продолжил, – Абсолютно не понимаю! Ну, Марк, за понимание!

Некоторое время мы сосредоточено закусывали, нет, не упомянутой селёдкой, конечно же, из булгаковских «Дней Турбиных», но какой-то рыбой мы точно закусывали. Тарасов глядел только в свою тарелочку, готовясь, по всей видимости к серьёзному разговору, а я воспользовавшись случаем, осматривал окружающий интерьер.

Небольшое, а потому какое-то очень уютное кафе и впрямь оказалось отличным выбором для проведения такого рода встреч в конце рабочего дня, когда, с одной стороны, надо бы немного расслабиться, а, с другой стороны, нежелательно отвлекаться на громкую музыку или пошловатые элементы декоративного оформления.

Кроме того, судя по довольно специфическому контингенту относительно большого числа отдыхающих, сервировке и качеству блюд, владельцу кафе удалось подобрать идеальный баланс между ценовой и ассортиментной политикой верхнего ценового сегмента, что уже само по себе дорогого стоит и вызывает бесспорное уважение.

– Вениамин Михайлович, а как называлась эта рыба? – первым задал я вопрос, лишь бы что спросить и прервать уже становящееся для меня тягостным затянувшееся молчание. В конце-то концов, кто кого пригласил для приватного разговора?

– Лабардан-с, – машинально ответил тот, рассеяно ковыряя трезубой вилкой мастерски ускользающий от неё по всей тарелочке золотистый маринованный ломтик. На его месте я бы уже давно плюнул на все приличия и взял ложку с кусочком хлеба для подгребания.

– К чёрту рыбу! Честно говоря, я и сам не помню, как она тут называется, Марк. Давайте-ка, если вы, конечно, не возражаете, перейдём лучше к нашему делу наконец-то!

– Наконец-то! – с готовностью подхватил я, – А то я, грешным делом, подумал, что мы с вами, тащ подполковник, сегодня просто так нажрёмся за государственный счёт! Я ведь не этот вам, как его, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей, и не смогу в таком случае сам справиться с вашим делом, ибо это мне Заратустра не позволяет!

– Господи, прости мя грешного, ибо второй раз поминаю тя всуе! Но, Марк, вам никогда не надоедает постоянно цитировать классиков? Сколько же мусора в голове у нынешней молодёжи, вот что значит поверхностные дети Великого и Ужасного Интернета! Знаете, что по этому поводу сказал, надеюсь, небезызвестный вам, Артур Конан Дойл?

– Да уж просветите, пожалуйста, тёмного представителя потерянного поколения!

– Извольте-с, молодой человек, цитирую дословно: «Общество мертвых писателей может оказаться настолько притягательным, что человек станет слишком мало думать о живых». И Далее там же: «Многим из нас следует всерьез опасаться, что, погруженные в наследие мертвецов, мы никогда не узнаем собственных мыслей и чувств». Тоже классика, Марк!

Тарасов снисходительно взглянул на меня поверх оправы своих очков, слегка обозначив напряжённую улыбку, но, ведомый, то ли возрастной неуступчивостью, то ли первыми признаками лёгкого алкогольного опьянения, я не собирался уступать.

– Что ж, круто, Вениамин Михайлович! У вас тоже неплохая память. Только знаете ли, все эти англичане крайне противоречивые натуры и великие путаники. Даже сам Конан Дойл с его дедуктивным методом не стал среди них каким-то исключением: «Прекраснее всего, когда мудрость мертвых и их пример дают нам силу и терпение, чтобы пережить тяжкие дни нашей собственной жизни». Это ведь тоже он писал, вот и пойми его после этого!

– Да ну! – искренне изумился Тарасов, – Это надо же! Обязательно перечитаю старика как-нибудь на досуге. Тем не менее, Марк, мне, как, надеюсь, интеллигентному человеку, вполне понятно, когда такое избыточное цитирование служит средством самовыражения. Однако же в деловой сфере, где больше ценится самостоятельное мышление и разумная инициатива, такой, с позволения сказать, догматизм, как мне кажется, даже вреден.

– Э, нет, дорогой Вениамин Михайлович, вот тут вы как раз и неправы! Так уж в России сложилось, но как ни странно, знатоками в области маркетинга и, в особенности, рекламы, считает себя каждый завалящий менеджер, если не сказать – уборщица. В таких условиях, именно подобные дословные, не оставляющие оппонентам малейшей возможности для их манёвра, цитаты, в данном случае, классиков маркетинга, вкупе с чёткими дословными же определениями, оставляют за мной широчайшее поле для управления процессам деловых переговоров и обсуждений. Вспомните, Вениамин Михайлович, первый и самый важный закон логики гласит, что любое утверждение должно быть тождественно само себе, иначе в процессе обсуждения будет возможна подмена схожих понятий. Кстати говоря, сегодня мы наблюдаем это сплошь и рядом в современных гибридно-информационных войнах.