Нина Линдт - Последний рыцарь короля

Мы отпустили их нехотя, только получив заверения о скорейшем возвращении. Никто из нас не испытывал желания оставаться среди совершенно незнакомых людей без поддержки братьев, но они дали ясно понять, что в Неаполь мы не вернемся, пока не разведем донну и Николо.

Я поднялась к себе, но долго не могла заснуть: мне все казалось, что Клементина продолжает душить меня, простыни обжигали кожу, я ворочалась и вздрагивала, замирала, мне мерещилось, что в комнате кто-то есть. Я впервые стала свидетелем смерти и была глубоко потрясена происшедшим. И мне все казалось, она оживет и придет ко мне, чтобы завершить начатое. Волосы вставали дыбом, по спине пробегал холодок, меня словно придавливало к кровати, и я отчаянно таращилась в темноту, ожидая увидеть силуэт девушки, чьи волосы были завиты в мелкие кудряшки-змейки. Наконец, не выдержав, я вскочила и побежала в комнату к Кате; к счастью, та спала на самом краю кровати, и я спокойно улеглась на свободное место. Едва лишь голова коснулась подушки, я крепко заснула.

Утром, когда мы спустились завтракать, Герцога и Августа уже не было. Стоило выйти из дома, как мы осознали, что поступили легкомысленно, отпустив их. Весть о том, что вероломная сестра пыталась отравить донну Анну, уже облетела всех, мы с Николо были объявлены жертвами, и нам глубоко сочувствовали. Катя же старательно разносила сплетню о том, что сестрица была любовницей мужа. Я подумала, что донна Анна, хоть чуть и не стала жертвой сестры, должна была все же скорбеть о ней, и облачилась в траур. В день похорон, перед тем как выйти, я раскрошила несколько луковиц, поэтому покинула дом, обливаясь слезами. Моя хитрость удалась, и донна Анна стала известна своим добрым сердцем, потому что искренне оплакивала сестру, простив ее во всеуслышанье перед тем, как гроб опустили в землю. Николо стоял тут же, рядом с женой, и все подумали, что испытание, которому подверглись эти двое, соединило их и примирило. Висконти сначала с недоверием смотрел на залитое слезами лицо донны Анны, но когда та, опираясь на руку подруги, пошла к паланкину, он догнал ее.

– Донна, я не имел возможности поговорить с вами…

– Позже, дон Висконти, – сухо ответила донна, – дайте мне время прийти в себя.

Она и Катрин Уилфрид поехали в паланкине, муж Катрин, осклабясь при виде растерянного Висконти, последовал за ними верхом на лошади.

Нанимая суда итальянцев, король готовился покинуть Кипр в феврале месяце; споры между пизанскими и генуэзскими заимодавцами задержали отплытие до конца мая. Флот, совершавший разведку возле берегов Африки, должен был проследовать в Лимассол, чтобы праздновать Троицу, когда шторм, пришедший с юго-запада, рассеял корабли по всему побережью Акры, и пришлось ждать начала июня, прежде чем выйти в открытое море. Был конец мая, все изнывали от нетерпения отправиться в поход.

После похорон Клементины наш дом выдержал столько визитов, сколько не было и за все те месяцы, что мы прожили в нем с Герцогом и Августом. Ко мне шли бесконечным потоком знакомые и незнакомые люди, и было всякий раз страшно принимать их, следить за своим французским, манерами, движениями, строго соблюдать все правила и приличия, контролировать себя. Кроме того, я никогда не отличалась особой общительностью, поэтому вести разговоры с незнакомыми людьми, да еще и на старофранцузском было нелегко.

Спасала Катя: она выходила к гостям с самой естественной из всех улыбок, с легкостью уводила темы разговора от опасных подробностей и вопросов, легко намекала гостям, что им уже пора уходить. Я смотрела на нее, и хотелось крикнуть ей: «Верю, верю!»

Катрин Уилфрид оказалась такой милой, душевной и общительной, что дамы были от нее без ума. Они наперебой обсуждали с ней моды, сплетни, новости, а донна Анна в это время могла передохнуть и собраться с мыслями, пока внимание гостей вновь не переходило на нее. Донна Анна носила траур по сестре, поэтому не посещала приемы и праздники при дворе, но это не мешало ей быть в центре событий. Моя персона стала второй по обсуждаемости после короля, и – не на это ли рассчитывал Герцог? – король как-то раз пригласил меня к себе. Я шла к королю под руку с графом де ла Маршем, который вызвался сопровождать меня, и чувствовала, что вот-вот потеряю сознание от напряжения.

Фигура короля всегда казалась мне особенной: в моем представлении, то был человек недоступный для простых смертных, надменный, властолюбивый и строгий, тонкий интриган и опытный политик. Но, узнав поближе Людовика ІΧ, я поняла, что он совершенно другой. Наш разговор больше был похож на непринужденную болтовню двух знакомых, хотя при этом мы строго соблюдали все надлежащие для подобного случая правила. Разве что одно удивило: король посадил меня в кресло напротив и, разговаривая, не смотрел свысока, а даже немного наклонялся, словно заглядывая в глаза. Я несколько раз умолкала, удивленная подобным движением монарха. Он вызвал меня, чтобы поговорить о разводе, слух о котором, вместе с остальными сплетнями о донне, дошел и до него. Король стремился разубедить меня, говорил, что брак, одобренный в церкви, закреплялся на небе и сохранялся до конца жизни, на что я, намекая на неверность мужа, отвечала, что подобные браки должны сохраняться и в душе супругов, если же один из них неверен, а пыл другого остыл, то сохранение брака было бы дважды лицемерием, а это грех. Людовик пристально изучал меня во время разговора, и под конец даже стало казаться, что вся беседа – это часть некоего допроса, в результате которого он должен вынести свое суждение обо мне.

– Вы ведь родились на юге Франции? – резко меняя тему, спросил он. Я заметила, как де ла Марш тревожно заерзал на кресле.

– Нет, сир, в Италии, но меня рано увезли во Францию, поскольку мой кузен Обер взялся воспитать меня после смерти отца, – невинная, как овечка, донна Анна смотрела на него небесным взором своих серо-голубых глаз.

– На юге Франции много лет процветает ересь, войны велись и ведутся даже сейчас. Как вы относитесь к альбигойцам, донна?

– Я к ним не отношусь, – я сделала нетерпеливый жест. – Сир, я католичка, в нашей семье никто не был связан с какой бы то ни было ересью.

Кажется, короля мой ответ удовлетворил. Он больше не возвращался к подобным вопросам и стал расспрашивать меня об Италии. Я с удовольствием рассказала про Неаполь, начиная с описания самого города и заканчивая особо произведшим на меня впечатление собором, где хранилась кровь святого Януария. Людовик сказал, что слышал от своего брата, что донна занимается благотворительностью. Донна Анна смиренно ответила, что то, что она помогает нескольким семьям, нельзя назвать благотворительностью и заботой о ближнем. Она лишь пытается сделать хоть кого-то более счастливым, и если Богу было угодно обеспечить ее всем, то она благодарна ему за это: у нее есть чем поделиться с людьми.