Константин Кураленя - Перевёрнутый мир

Я молча показал Ивану его цель.

– Только не насмерть, – прошептал я ему.

Он согласно кивнул головой. Не теряя ни мгновения, мы в два прыжка одолели разделяющее нас расстояние. Недоуменный, испуганный взгляд, короткие всхлипы… и оба часовых оказались на земле.

– Плохо вас унтера гоняли, мать вашу раз этак! – Иван пренебрежительно сплюнул в сторону. – Кто ж на посту оружие из рук выпускает?

– А ты думаешь, оно бы им помогло? – усомнился я.

– Оно, конечно, так, но всё равно не положено.

– Ладно, служака, пошли на вокзал. Нужно поскорее уносить ноги.

Направляясь к вокзалу, мы старались обходить стороной большие группы вооруженных людей; наконец добрались до места, нашли попутчиков.

Нас ждала неутешительная новость: штабс-капитана: куда-то увели вооруженные люди.

– Что, одного его? – спросил я у графа.

– Да нет, кроме него ещё много других военных.

Ну что ж, если Стрельников не дурак, то он найдёт способ выпутаться из сложившейся ситуации, а нам необходимо подумать о временном убежище. Следует переждать, пока закончится добровольно-принудительная мобилизация.

– Послушайте, Иван Вольдемарович, если вы по- прежнему желаете, чтобы мы выполняли нашу договорённость, то должны нам помочь.

– Каким образом, господин есаул? – удивлённо спросил Онуфриев.

– Нам необходимо где-то переждать эту мобилизацию. На ближайший поезд на Восток нам всё равно не попасть. Сейчас все составы формируют для отправки на Западный фронт, а находясь на вокзале, мы рискуем разделить судьбу штабс-капитана.

– Ну, разумеется, господа, у меня есть в Москве хорошие знакомые и даже родственники.

– Вот и прекрасно. А идти вернее всего следует к родственникам. В наше время даже у друзей могут пробудиться непомерные аппетиты, как и у вашего друга ротмистра.

– Да, да, господин есаул, я с вами совершенно согласен. Мои намерения относительно вас остаются прежними. Я видел вас в деле.

– Ну, вот и прекрасно, тогда в путь, – подвёл я итог.

Чтобы обезопасить себя по дороге к родственникам графа, я придумал небольшую хитрость. Мы с Иваном нацепили на рукава красные повязки и повели семью графа как бы под конвоем.

Хитрость удалась. Несколько раз нас останавливали красногвардейские патрули и спрашивали: кого ведёте? Мы отвечали, что ведём семью буржуев.

Попавшийся по дороге мальчишка-газетчик размахивал номером «Правды» и кричал:

– Свежие новости из Петрограда! Вчера ночью Ленин подписал Декрет о роспуске Учредительного собрания. Караул устал, караул хочет спать. Матрос Железняк закрывает Учредительное собрание…

– Вот и пришёл конец Российской демократии… – грустно прокомментировал событие граф.

– Разве она когда-нибудь в России была? – усмехнулся я.

– Ну, какие-то зачатки появлялись. А теперь большевики узурпировали власть. Попомните мои слова, молодой человек, скоро начнётся настоящий террор.

Об этом мне можно было и не говорить. Уж это-то я знал не понаслышке. Как-никак, история была моим любимым предметом, по которому я всегда имел твёрдую пятёрку.

Благодаря нашей придумке, мы благополучно добрались до окраины Москвы. Как видно, хоть в этом Бог был на нашей стороне.

Родственники Онуфриевых оказались на редкость милыми гостеприимными старичками, и жили они не в старинном графском замке, а в скромном особняке. Как раз то, что нам было нужно – не привлекать к себе лишнего внимания.

Потекла спокойная, размеренная жизнь. Каждый день кто-нибудь из нас ходил на вокзал справляться о поездах на Восток. Но всё было тщетно.

Наша тихая жизнь начинала мне нравиться. Я напропалую ухаживал за красавицей Луизой, получая от неё ответные знаки внимания. Подружек графинь в моей практике общения с противоположной половиной человечества ещё не было. Мне льстило то, что светская красавица не на шутку мною увлеклась.

Так миновал январь, прошла и половина февраля. Наши отношения с Луизой достигли критической точки, преодолев которую я, как истинный джентльмен, просто обязан был на ней жениться.

В один из февральских дней Иван Вольдемарович пришёл с вокзала раньше обычного.

– Господа! – взволнованно заговорил он с порога. – Немцы нарушили перемирие.

С этими словами он протянул нам газету и указал на сообщение о том, что «18 февраля 1918 года в 12 часов войска германской коалиции (50,5 пехотных и 9 кавалерийских германских дивизий; 13 пехотных и 2 кавалерийских австро-венгерских дивизий), нарушив перемирие, перешли в наступление по всей линии Восточного фронта от Балтийского моря до Карпат».

Я задумался. Сегодня уже 20 февраля. Через три дня под Нарвой наши разобьют немецкие войска. Наступают времена великих перемен. Необходимо было любыми путями пробираться на родину, потому что, если мне не изменяет память, поздней весной по всей Сибири и Дальнему Востоку начнётся мятеж чехословацких военнопленных. Вот тогда-то и появятся настоящие проблемы.

– А не пора ли нам в путь-дорогу, граф? – обратился я к Онуфриеву. Кстати, хочу заметить, что Онуфриев – это не настоящая фамилия графа, а настоящая – Облонский. Он сообщил об этом уже будучи у родственников в Москве.

– Разве это в наших силах, господин есаул? – он высоко поднял брови.

– Будем брать вагон штурмом. Иначе мы не уедем никогда.

– А как же наши дамы?

– Ничего, прорвёмся. День на сборы и в путь, – решительно хлопнул я рукой по столешнице.

– Софочка, дети! Идите сюда, – встревоженным голосом позвал он.

– Что случилось, Ванечка? – на пороге гостиной появилось семейство графа и старички-родственники.

– Семён Евстигнеевич предлагает нам уже завтра отправляться в дорогу, – сообщил он семье моё решение.

– Ах, господин есаул, к чему такая срочность? – растерялась графиня.

– Ну, когда-то мы все равно должны были поехать, – улыбнулся я. – Почему не завтра?

– Право же, это так неожиданно…

– Я вас уверяю, графиня, что лучше времени уже не будет. Иначе мы рискуем остаться здесь надолго. И поверьте моему предчувствию, это не сулит нам ничего хорошего.

– Ну, раз вы так настаиваете, вы военный, вам видней, – сдалась графиня.

– Вот и прекрасно, – подвёл я окончательный итог.

Я их понимал. Обретя на время тихую гавань, они позабыли о невзгодах и неурядицах, происходивших за стенами московского особняка. Бушующие страсти и развернувшаяся борьба между старым и новым сулила только одни неприятности. Невольно хотелось отсрочить их приближение.

Проходя мимо меня, Луиза незаметно вложила в мою ладонь маленький клочок бумаги. Я сделал вид, что ничего не произошло, невозмутимо отправился к себе в комнату. Там, усевшись за стол, я развернул послание. Судя по затёртым в местах сгибов словам, девушка эту записку носила с самого утра, по-видимому не решаясь отдать её мне. В записке было написано: «Семён, я жду вас в своей комнате в полночь. Двери заперты не будут».