Константин Кураленя - Перевёрнутый мир

Мой живот заурчал, подсказывая своему хозяину, что пора бы подкрепиться. Я не стал ему возражать и вынул из мешка сало и хлеб.

Расстелив чистую тряпицу, я отрезал от буханки краюшку хлеба, затем крупно отрубил сала и, приподнявшись повыше, стал не спеша довольствоваться тем, что послал мне Бог.

За принятием пищи я продолжал прислушиваться к разговору внизу.

– Война до победного конца… – возмущённо выкрикивал щупленький солдатик своим ехидным голоском. – А вот нехай сами бы и повоевали!

– Так большевики же фронт окрыли. И кому? Исконному нашему врагу, немцам, – воскликнул добротно одетый господин.

– Ежели они наши враги, то отчего же тогда все цари испокон веку на немецких прынцессах женились? – щупленький солдатик посмотрел вокруг себя с победным видом.

– Поэтому и женились, чтобы немчуру задобрить, – отозвался кто-то из солдат.

– Цари-то друг в друга не стреляют. Они этих удо- вольствиев приберегли для нас.

– Всё правильно. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

На минуту в купе наступило затишье.

– Когда в Питер-то приедем?– прервал тишину чей- то вопрос.

– Скорее всего, завтра, – авторитетно ответил добротно одетый господин.

– А что, братки, не сгоношить ли нам чего-нибудь? Сегодня ведь как-никак последний день семнадцатого года. – предложил обладатель густого баса, крупный мужчина по виду мещанин.

Купе заметно оживилось, а я наконец-то определился со временем моего нового пребывания в прошлом. Итак, тридцать первое декабря 1917 года. Ну что ж, от этого эпохального дня мы и начнём вести отсчёт времени.

Солдаты выжидательно уставились на мужиков. Те, кряхтя от досады, поёрзали-поёрзали, да и полезли в свои мешки. На свет была извлечена бутыль самогона, в простонародье называемая «четверть». Чего уж там мелочиться?

Солдатики тоже развязали свои котомки и достали нехитрую солдатскую снедь.

– Слышь, казачок, ты как, кумпанию уважишь? – обратился ко мне всё тот же щуплый солдатик.

Я молча отрезал от шмата сала ещё кусок, вынул из мешка початую буханку хлеба и всё это богатство протянул вниз.

– Ну вот, это по-нашему. Окопника сразу видать, – заулыбался солдат. – А ну-ка, робяты, потеснись. Нехай станичник к нам спускается.

Я ухватился за края полок и легко спрыгнул вниз, благо что не надо было натягивать сапоги, они были на мне. Солдатик уважительно присвистнул, а другой, по виду вольноопределяющийся, не сдержавшись, проговорил:

– Да ты, служивый, настоящий богатырь.

Только теперь я заметил, что Семён Касьян был парнем хоть куда. Что ростом, что статью казак выдался на радость родителям и на погибель слабому полу. Молодец, приятно посмотреть.

– Это где ж такие богатыри родются? – поинтересовался щуплый солдат.

– С Амура я. Слыхали про такую реку на Дальнем Востоке?

– Как не слыхать, слыхали. Это где мы с японцем в девятьсот пятом годе воевали?

– Почти что. С японцами мы за Маньчжурию и Сахалин воевали. А река Амур чуток поближе будет, – попытался внести я полную ясность, хотя вполне обоснованно сомневался, поймут ли они это «чуток поближе».

– Ладно, садись, казак. Все мы тут из разных мест. Российская земля просторами богата.

Я протиснулся на предоставленное мне место и взял протянутую кружку.

– Ну что, братки, за прошедший год? За то, что войну мы эту проклятущую прикончили, – провозгласил первый тост обладатель густого баса.

Загремели солдатские кружки, затем все дружно выпили.

– А зелье-то у тебя, дядя, знатное, – переведя дух, вымолвил «щуплый».

– Ещё бы! На чистой пшенице сварено.

– Про окончание войны это ещё поглядеть надо, – неожиданно проговорил «вольноопределяющийся».

– А чего глядеть, штыки в землю и баста. Хватит, навоевались, – прогудел «бас».

– Не скажи, отец. В России все бунты заканчивались большой кровью. А тут революция. Умоется ещё Россия- матушка кровью, попомните моё слово. Да и с немцами вопрос ещё не закрыт. Кайзер-то свои войска домой уводить не торопится.

Пессимистический прогноз «вольноопределяющегося» на мгновение навёл на солдат тоску. Воевать никому не хотелось.

– Да вы сами-то на себя посмотрите. Зачем домой оружие тащите? – не унимался «вольноопределяющийся». – Сейчас на руках у народа столько оружия, что можно второй фронт открывать. С немцами мы временно замирились. Так в кого стрелять-то будем? То-то и оно. Друг в дружку будем стрелять.

– А ведь действительно, мужики, никто ведь оружие на передовой не оставил,– недоумённо присвистнул один из солдат.

Все посмотрели друг на друга, по-новому оценивая сложившуюся ситуацию. Ни один солдат не ехал без оружия.

– А ведь мы даже на полковом комитете постановили: оружие забираем по домам, – произнёс «щуплый».

– А кто больше всех за эту резолюцию горло драл?

– Ну, знамо дело, кто. Большевицкие агитаторы. Ну, там анархисты ещё и эсеры.

– Так вот теперь и поимейте своё мнение, кому эта война на руку.

– Ты большевиков не замай. У них курс верный. Ихний командир Ленин сразу после октября декреты о земле и о мире издал. Там очень верно всё прописано. Землю – крестьянам. Мир – народам.

– А зачем тогда оружие, ежели мир? – тупо продолжал допытываться один из солдат.

– Чтобы свою землю стеречь, – буркнул «бас».

– Дак от кого стеречь? Мир ведь! – продолжал «тупить» непонятливый солдатик.

– Да пошёл ты к такой-то матери, придурок! – в сердцах выругался заросший по самые глаза детина с нашивками старшего унтер-офицера конной артиллерии.

– Наливай, мужики, ещё по одной, а то на трезвую голову тут не разберёшься, – скомандовал «щуплый».

В кружках вновь забулькал самогон.

– Дадут землю или нет – это ещё бабушка надвое сказала. А вот кровушкой за неё заплатить, придётся. Это факт, – подвёл черту «вольноопределяющийся».

– Но ведь в декрете чёрным по белому прописано: землю крестьянам, – не унимался кто-то из солдат.

– Ага! – раздался чей-то весёлый голос. – А на заборе написаны три очень антересных буквы, а ежели приглядеться, то за ним – дрова лежат.

Окружающие рассмеялись.

– Ну, их всех к чёртовой родственнице. И большевиков и меньшевиков. Мы-то вот живые домой едем. А товарищев наших за четыре года великое множество схоронено и в родной земле и на чужбине. Давайте помянем их по нашему христианскому обычаю, – обращаясь к попутчикам, проникновенно сказал «щуплый».

Все на мгновение замолчали и выпили не чокаясь.

«Неизвестно кому ещё повезло, – подумал я. – А крови-то действительно прольётся немерено. Русский мужик долго запрягает, но уж если разойдётся, то добра не будет ни встречным, ни поперечным. А тут оружие раздали. По всем законам жанра ружьё обязательно должно стрельнуть».