Николай Ярыгин - Кентийский принц

Повезло, что ночь была безлунная. Кое-как дотащили хана до кентийцев, и, передав им куль с Юсуфом, я успокоился, правда, нам еще пришлось какое-то время ползти, удаляясь от лагеря. Но когда можно было уже сильно не прятаться, вскочили и, словно застоявшиеся кони, рванули к реке, пролетели последний километр очень быстро. Лодки нас ждали, и, что удивительно, похоже было, что дружинники и глаз не сомкнули, ожидая нас.

Уже в палатке развязали нашу добычу, вытащили кляп хану, и, когда он наконец вдохнул, яростно сверкая глазами исподлобья, я с ним поздоровался.

– Доброе утро, хан Юсуф ину Доршон.

Тот отвернулся, не желая разговаривать, а я продолжил:

– Понимаю, что для вас оно не очень доброе, но как-то же надо было мне пригласить вас в гости. Вы же понимаете, что эти мелкие заварушки между нами надо рано или поздно заканчивать. Или вы думаете продолжать эти наскоки вечно?

– Ты мог бы направить мне письмо, – гневно сверкая глазами, проговорил Юнус, – я бы подумал.

– И что дальше? Ты бы думал, я бы ждал, да и заключать договор я не имею права, я же не король. И все бы это тянулось, тянулось и тянулось. Давай сделаем так…

Но закончить я не успел, так как снаружи проорали:

– Ваша светлость, к нам парламентеры, что делать?

– Как что, принимать, – проговорил я, выходя из палатки.

На том берегу с десяток всадников размахивали зелеными ветками, вот один соскочил с коня и подошел к самому срезу воды, помахал зеленой ветвью.

– Сотник, отправь лодку и проводи его ко мне.

Вернувшись в палатку, я спросил хана:

– Вы гарантируете мне, что не будете делать глупостей и, если я вас развяжу, не будете пытаться сбежать, и дадите слово, что вы мой пленник.

Юсуф подумал и кивнул головой.

– Я ваш пленник и отдаю себя в ваши руки, – сказал он ритуальную фразу.

– Пленив вас, я не нанесу вам умаления вашей чести и достоинства, – проговорил я в ответ такую же ритуальную фразу и, достав нож, разрезал веревки на его руках. Ноги ему освободили еще в лодке, сколько можно его было носить, пусть уже сам ходит, не маленький. Затем я кинул ему один из своих камзолов и штаны, так как унесли мы хана в одной набедренной повязке, замотав его в покрывало. Юсуф благодарно кивнул мне и тут же начал одеваться, правда, вся одежда была большая для него, но думаю, несколько часов потерпит.

Через несколько минут как хан оделся, часовой у палатки прокричал:

– Парламентеры к его светлости!

– Пропустить, – ответил я, и в палатку вошел двоюродный брат Юсуфа, Салах ин Галах. Увидев хана, он поклонился вначале ему, потом мне и спросил у меня разрешения обратиться к Юсуфу.

– Мой хан, как ты? Все ли у тебя в порядке? Что нам делать? – засыпал вопросами Салах Юсуфа. Хан посопел, потом посмотрел на брата.

– Салах, что тебе сказать, надо ехать к королю, будем писать фирман о мире.

– Я виноват перед тобой, мой хан… не доглядели.

– Ты-то тут при чем, кто знал, что он на такое решится, – кивнул Юсуф в мою сторону. – Собери пару старейшин, кто пошустрей, знатных воинов, да подарки не забудь… И привезите мне одежду, пошли кого-нибудь, а то видишь, в чем я.

Юсуф махнул рукой и нахмурился. Весь разговор велся на языке интегов, на котором говорила вся степь. Может быть, они думали, что я его не знаю, может, им было так проще. Но я знал этот язык и все прекрасно понимал. Пока они говорили, я размышлял.

– Хан, если вы дадите мне слово, что через два дня прибудете на это самое место со свитой для поездки в столицу, то я вас отпущу, чтобы вы могли собраться и все организовать самому. Ведь глаз хозяина может увидеть то, что не увидят другие, – немного польстил я хану. Оба степняка вскочили и, поклонившись, заверили меня, что хан даст свое слово, а Салах везде и всегда подтвердит, что такое слово было произнесено.

Отпуская Юсуфа, я ничем не рисковал: слово, данное тут, очень и очень редко нарушалось, и если только давший слово нарушил его по своему желанию, он просто становился изгоем. Нет, конечно, будучи ханом, он имеет реальную власть, но в случае с нарушением данного слова он покрывал позором все племя. И тут племя имело возможность заменить вождя. Или один из знатных воинов вызывал его на дуэль, или старейшины, не заморачиваясь, выбирали другого главу племени из его родственников, а потом уже низложенного хана любой мог вызвать на поединок.

Так что я крикнул дежурного и попросил его подать нам вина. После того как мы выпили по бокалу, я отпустил своего пленника собираться в столицу. За все это время, что находился в походе, я абсолютно не знал, что происходит в империи, почему молчит отец и нормально ли добрался караван с трофейным золотом, захваченным у герцога. Не имел понятия, что происходит в моем графстве. В конце концов, могли бы прислать посыльного, ведь скоро два месяца, как я в походе. Ну подождите, вот вернусь, я вас всех… Додумать, что я с ними сделаю, я не успел, так как в лагере раздался шум, крик, это была явно какая-то ссора. Нехотя поднявшись со своего походного стула, я выглянул из шатра. На входе в лагерь было какое-то столпотворение, и туда потихоньку стягивались все, кто не был занят в нарядах или на работах.

– Сержант, – окликнул я кентийца, – узнай, что там происходит.

Тот быстрым шагом двинулся в сторону разгорающегося скандала. Сам я вернулся в палатку и налил себе очередную кружку прохладного фруктового взвара (что-то типа компота). Да, всех своих кентийцев я сделал сержантами, а некоторых – полусотниками и сотниками; протекционизм, что тут поделаешь. А кому мне еще доверять, как не им? Кроме того, я для них принц, да и среди кентийцев предатели – настолько редкое явление, что за несколько веков их можно пересчитать по пальцам одной руки.

Появившийся сержант доложил, что этот шум устроил граф Итер де Сартон, не нашедший ничего лучше, как с группой своих командиров на заявление часового подождать, пока мне доложат об их прибытии, попытаться пройти, не обращая внимания на часового. В результате тот, вызвав подкрепление, заблокировал «группу гостей».

– Пусть их проводят ко мне, – распорядился я и свистнул Алого с сестрами.

Последнее время коты весь день отсыпались и не выходили из шатра, чтобы не пугать народ, а по ночам нарезали круги вокруг лагеря. И благодаря им, лагерь жил спокойно и тихо после того, как несколько групп степняков были порваны и поломаны, а вот у соседей стычки по ночам происходили постоянно, и уже были жертвы и раненые.

Полог на входе резко распахнулся, и в шатер буквально ворвался граф Итер де Сартон; его лицо пылало праведным гневом.

– Как вы смеете что-то предпринимать без согласования со мной! – заорал он с порога.

Алый, лежащий возле меня, прыгнул навстречу графу и рыкнул; тот, не ожидавший увидеть тарга в моей палатке, резко побледнел и сел на пятую точку.