Николай Ярыгин - Кентийский принц

Покормив, Ильми застегнула лиф и, протянув малыша Алексии, предложила подержать. Та осторожно взяла ребенка и заглянула ему в глаза, а тот вдруг улыбнулся ей и что-то агукнул, потом снова заулыбался.

– Ильми, Ильми, он мне улыбается, посмотри, – прошептала Алексия. А малыш улыбался и махал ручками, агукал – ему понравилась эта новая знакомая, от нее хорошо пахло, а он был сыт, и его радовало все окружающее. Алексия наклонилась и поцеловала его в розовую щечку.

– Какой ты хороший, ты скоро вырастешь и станешь красивым и сильным, – шептала она малышу, а Ильми стояла рядом и улыбалась. С этого дня Алексия постоянно находилась рядом с ребенком. Когда он не спал, носила его на руках, развлекала его и разговаривала с ним, а тот смотрел на нее очень внимательно, как будто пытался запомнить все, что она говорила.

Правда, здесь тоже царила скука. Когда спала новизна от встречи, оказалось, что самое большое развлечение – это прогулки в саду. У деда Алексия могла съездить в ближайший город или просто отправиться на прогулку. Правда, раздражало присутствие в большом количестве охраны, но от этого некуда было деться, а Ильми была связана малышом, и ее жизнь сейчас была подчинена ребенку: вовремя покормить, уложить спать и так далее. Чтобы менять пеленки, подмывать и укладывать спать, у малыша была няня, но вот кормить, даже среди ночи, вставала Ильми, и кормилицу не брали. Пробыв в гостях почти седмицу, Алексия засобиралась домой, правда, в ее прелестной голове возникла очередная идея.

– Послушай, Ильми, – как-то сказала она, – ты ведь уже сколько времени сидишь в замке, нигде не бываешь и ничего не видишь. Поехали ко мне. Сейчас тепло, возьмешь малыша и немного развеешься. Кстати, я хочу заказать у нашего ювелира перстень для тебя в честь рождения сына. Поехали, а? – канючила она, таскаясь хвостом за Ильми, пока та не согласилась.

Рано выехать не получилось, выехали, когда солнце уже поднялось к завтраку. В карету установили небольшую люльку, как раз для таких поездок, и усадили няню с корзиной пеленок и сменных распашонок.

Ильми, если честно, очень не хотелось ехать, вот не лежала душа у нее к этой поездке. В дороге они вспоминали свое путешествие с Алексом, схватки по дороге с разбойниками и кентийское мясо на палочках. Когда малыш бодрствовал, смеялись громко и весело, а когда спал, тихонько хихикали.

Где-то после полудня они вдруг услышали крики, проклятия и звон клинков. Отодвинув занавеску на окне кареты, Ильми увидела, что на дороге идет бой. На гвардейцев герцога напала довольно-таки большая банда или отряд, клинков в пятьдесят. В этот момент карета резко дернулась и стала набирать ход, а гвардейцы попытались связать боем напавших, но тех было намного больше, и несколько всадников бросились в погоню за каретой. Маркиза побледнела, схватила малыша и прижала его к себе. На какое-то время все замолчали, а карета неслась вперед все быстрей и быстрей, ее кидало из стороны в сторону, слышно было, как кучер щелкает кнутом и кричит, подгоняя лошадей.

– Алексия, на нас напали, – проговорила Ильми, склоняясь над ребенком, – если вдруг…

Договорить она не успела, карета начала резко поворачивать, и кучер не справился с управлением лошадьми. Карета вдруг сильно наклонилась и опрокинулась, а потом еще и перевернулась. Наверное, на какое-то время Алексия потеряла сознание, а может, ей это просто показалось. Когда она смогла адекватно оценить ситуацию, то увидела, что Ильми лежит с неестественно вывернутой головой, прижимая к себе плачущего малыша. В углу копошилась служанка, карета лежала на крыше, с одной стороны дверцы отсутствовали… И Алексия увидела, как к ним приближаются конники, что-то весело крича. Они были еще далеко, и что они кричали, было не разобрать.

К ней снова вернулись ее страхи, забытые рядом с Алексом. Понимая, что хорошего от этих всадников ждать нечего, она попыталась взять из рук мертвой Ильми ребенка, но пошевелив левой рукой, закричала от боли – рука была или сломана, или сильно ушиблена. Скрипя зубами, она одной рукой кое-как освободила ребенка из рук мертвой матери и, выбравшись из кареты, кинулась с ним бежать к лесу, который находился почти в двух шагах.

Она уже почти вбежала в лес, когда рядом с ногой в землю ударил болт от арбалета, а второй впился в дерево с другой стороны. Но Алексия бежала, не обращая ни на что внимания, вперед, только вперед, лавируя между деревьями и кустами. Она бежала до тех пор, пока ноги от усталости не подкосились, и тогда просто свалилась в траву под большим деревом. Правда, свалилась очень осторожно, стараясь не повредить больную руку и самое главное – свою ношу… ребенка Ильми и Алекса.

Отдышавшись и немного придя в себя, она огляделась и стала думать, что же ей делать. А что можно сделать в такой ситуации? Куда она забрела, не знает, как выбраться отсюда – тоже. На руках ребенок, который плачет, испуган и хочет есть. Чем же мне тебя кормить, крошка, думала Алексия. И от этих тяжелых своей безысходностью дум и от испуга она горько заплакала, понимая, что, избежав одной напасти, она попала в другую. Она плакала, и плакал малыш, так они и сидели: она на земле, он у нее на руках, и оба плакали, и неизвестно кому из них было горше.

Наконец она успокоилась… Надо идти, надо идти туда, откуда бежала; там дорога – может, повезет и она как-то сможет сообщить герцогу о себе. И она, поднявшись, побрела, стараясь разглядеть свои следы и идти по ним. Шла, спотыкаясь и цепляясь подолом платья за все ветки и кусты. Когда она, зацепившись в очередной раз, порвала подол платья, у нее мелькнула мысль, как же она смогла бежать с ребенком в одной руке. И нигде не упала, не споткнулась, не зацепилась.

Конечно, она заблудилась, но шла и шла, надеясь, что выйдет из леса, шла несколько часов, обдирая ноги о коренья и сучки. Когда совсем стемнело, она сняла с себя модный жакет и закутала в него ребенка. Одной рукой это было тяжело сделать, но она справилась, при этом истово молилась и просила помощи у Зеи-плодоносицы. Тут же под кустом, где она кутала малыша, и задремала.

Под утро она сильно замерзла, но еще больше ее беспокоило, как бы не замерз малыш, поэтому всю ночь она прижимала его к себе. Малыш спал, и это ее немного успокоило. Как хорошо, что она надела дорожное платье, а не шелковое, как хотела. Тут и это порвалось, а от того вообще бы уже ничего не осталось. В лесу становилось светлее, начинался новый день. Она попыталась взять ребенка одной рукой, но это у нее никак не получалось. Тогда она встала на колени, подсунула руку под малыша и, прижав его к груди, попыталась встать, но, наступив на подол платья, снова упала и больно ударилась лицом. Малыш захныкал и заворочался.