Михаил Иванов - Длинные руки нейтралитета

Про себя же кое-кто из офицеров отметил ещё одну, невидимую потерю: сильное снижение боевого духа. Зато решительно у всех появилась ярость против флотских, которые ничего не сделали, чтобы защитить корабли и столь необходимый груз.

По прибытии в Севастополь на командира «Морского дракона», а также старшего помощника обрушился целый воз новостей. Главнейшим и наихудшим было известие о гибели адмирала Корнилова.

Прозвучал естественный вопрос:

– Как же так?

Отвечал незнакомый пехотный капитан:

– На Селенгинском редуте он инспекцию учинял, а противу того уж французы позиции подготовили. Ядром адмиралу ноги оторвало. Только и успел сказать: «Отстаивайте же Севастополь!» – и впал в беспамятство. А через час и преставился.

История оказалась упрямой дамой. Она выполнила свои намерения относительно адмирала Корнилова, и даже поторопилась.

Второй новостью было отсутствие обстрелов Камчатского люнета и Волынского редута. Впрочем, все до единого собеседники офицеров «Морского дракона» сходились во мнении: долго такая ситуация не продлится.

Гибель Корнилова вызвала у Мариэлы гнев, который окружающие не предвидели.

– Да как же вы меня не позвали! – бушевала она. – Уж я бы не позволила адмиралу умереть!

– Мария Захаровна, – увещевал ассистент фон Каде, – так ведь и для вас на редуте опасность велика.

– Уж поменьше, чем для адмирала! – отрезала упрямица. – Он наверняка на самый край выставлялся, не так ли?!

– Всё верно, но ведь ядра да осколки и подалее залететь могут.

– Спасать раненых – моя работа.

– А вас кто спасать будет, если, господи спаси, вдруг попадут?

– Сама спасусь! И свалить меня не так просто!

При всём благоприобретённом уважении к коллеге Эраст Васильевич не удержался от мысли: «Ну как есть девчонка неразумная», но конечно же не высказал этого вслух, опасаясь ещё худшей вспышки.

Хорунжий Неболтай удивился, получив приглашение от лейтенанта Малаха в форме: «Тихон Андропович, а ты не против посидеть нам вдвоём да поболтать? Я угощаю, найдётся бутылка лимонной».

Казак был не только высокообразованным, но и высокоопытным по этой части: он как-то раз попробовал лимон, почему и задал встречный вопрос:

– С нашим бы удовольствием, только, поди, оно кисло сверх меры?

– Да силы пресветлые с тобой, в этой водке от лимона только запах!

– Ин ладно, Малах Надирович. Можно посиделки устроить.

– Так зайдёшь к нам вечерком?

– Только не очень поздно.

Хорунжий прекрасно понял, что к нему есть какое-то дело, но притворился, что испытывает огромную жажду и ничего более. По этой причине он озаботился отменной закуской: двухфунтовой буханкой хлеба вкупе с кольцом колбасы, чесноком да луком.

Некоторое время разговор за столом крутился вокруг выпивки и закуски. Лейтенант рассказал историю появления водки в его родном мире, хорунжий поведал о тонкой науке копчения колбасы. Но через пару чарок Малах приступил к тому, ради чего разговор и затевался:

– Видишь ли, Тихон Андропович, наблюдал я за тобой и товарищами твоими, как вы бой вели. Тебе ведь винтовочка в деле понравилась?

– Как нет! Ещё бы не понравиться!

– Стрелять вы начали примерно с тысячи шагов, и ты ещё приказал вести прицел снизу вверх, три пульки, чтоб наверняка попасть – так?

– Вестимо, так.

– Вот я и подумал, что эту хорошую винтовку ещё того более можно улучшить. Смотри-ка…

Никто не мог бы сказать, чем вызван скверный вид вице-адмирала: то ли горем от потери непосредственного начальника и друга (а Нахимов и уважал, и любил Корнилова), то ли свалившейся дополнительной ответственностью, то ли тем, что отныне некому будет брать на себя взаимодействие с вышестоящими светскими и военными лицами. Возможно, сыграли роль все три фактора. Вот почему Семаков счёл нужным построить свой доклад Нахимову совершенно не так, как раньше:

– Ваше превосходительство, есть хорошие новости. – Дождавшись ответной мимической реакции, командир «Морского дракона» продолжил: – Во-первых, наш рейд на транспорты был успешен. Сожжены запасы пороха, уже выгруженные на берег, утоплены четыре транспорта, по неподтверждённым данным, погиб иной груз, в том числе пополнение конями. Во-вторых, я получил извещение, что готовятся к поставке два гранатомёта, предназначенные для сухопутных действий, но с другим боезапасом – более дешёвым и в большем количестве.

– Селенгинский редут надобно выручать-с, – резко прервал доклад адмирал. – Да и Волынский скоро под обстрел попадёт.

Семаков вёл себя подобно опытному царедворцу: все возражения, поправки и добавления начальства он просчитал заранее.

– Так точно, ваше превосходительство, им лишь продержаться два дня. А там подоспеем с подмогой. Даже один гранатомёт на редут, как полагаю, существенно облегчит положение. Осмелюсь также предложить обучение как офицеров, так и нижних чинов на Камчатском люнете. Например, поручик Боголепов, которого откомандировал на «Морского дракона» генерал-лейтенант Васильчиков, уже кое-что видел. Равно полагаю возможным обучение флотских артиллеристов. Всё равно командиры гранатомётов понадобятся что на Селенгинском, что на Волынском редутах. У меня же больше нет.

Семаков немного исказил истину: лейтенант Мешков вполне мог бы исполнять обязанности командира батареи (или хотя бы одного гранатомёта). Да и сам он по артиллерийским умениям был не из последних. Но как командир «Морского дракона» капитан второго ранга подумал, что если планируется выход в море, то руководить им должны капитан и старший помощник. У Нахимова не могли иметься причины для отказа. А учебный выход был просто необходим: лучшие комендоры попали на Камчатский люнет.

Но события пошли не так, как предполагалось.

Есаул Вернигора был, вопреки обыкновению, сух на грани жесткости.

– Хорунжий Неболтай, этой ночью вам надлежит разведать степень готовности неприятеля к обстрелу Камчатского люнета и к атаке такового пешими силами неприятеля.

Не желая хоть как-то раздражать и без того взвинченное начальство, Неболтай ответил:

– Будет сделано! – и удалился готовиться к вылазке.

У есаула имелись основания для недовольства. Он крепко подозревал, что пластунам Неболтая, а заодно и другим казакам будет предписано оставаться на люнете, дабы прикрыть артиллерию, а это была задача для пехоты, и нечего ради такого дела рисковать лучшими казацкими пешими разведчиками.

Что до хорунжего, то на дело он взял с собой лишь тех, у кого были иноземные пистоли.

Вылазка прошла почти гладко. Слово «почти» хорунжий мысленно использовал, поскольку звук от пистолетных выстрелов, хотя и негромкий, всё же заставил врагов насторожиться. «Чпок», больше всего ассоциирующийся с откупориваемой бутылкой, обратил на себя нежелательное внимание – возможно, как раз потому, что навевал на мысли о выпивке. Это чуть не стоило успеха пластунам, но супостатов, впавших в беспокойство, удалось с некоторым трудом утихомирить.