Олег Рыбаченко - Генри Смит и королева

– Я, высшее лицо! Первый христианин мира.

Его оттолкнул «патриарх».

– Врешь, ты архиеретик.

Лишь одни, тощий, молодой человек, заросший реденькой бородой, объявил:

– Будьте скромными, братья мои! И я прощу ваш грех, походатайствую перед Отцом за вас.

– Это сам Христос. – Шепнул Мигель Анджело. – Он себя раньше называл Мария-Дэви Христос, а теперь, просто второе лицо Троицы. Когда к нам приходил батюшка, то этот парень спросил его:

– Почему ты, подобно апостолам, не падаешь передо мной ниц?

Батюшка на это ответил:

– Святой дух не подал команды!

– Это не смешно! Больные люди! – Сказал Генри.

Пабло Пикассо усмехнулся:

– Ну, кто бы говорил!

К окошку подошел небритый человек, и попросил двойную порцию.

– Я святые Петр и Андрей, нам на двоих!

– А рот один на двоих, получите и так! – Грубо ответили там.

Двуликий святой заупрямился:

– Мы очень голодные! Лекарства пробуждают жуткий аппетит.

В ответ смешки.

Появился еще один сумасшедший, он объявил себя большой советской энциклопедией.

– От меня сбежали Сталин и Алехин. Можете посмотреть, опустело несколько страниц.

Какой-то подросток, на вид не старше шестнадцати, с бешенными глазами, жужжал и крутил штурвал, словно летал на самолете.

– Я арийский камикадзе! – Во всю глотку кричал он. – Сейчас тараню.

Санитар схватил его за плечо и встряхнул.

– Успокойся камикадзе, а то всажу тебе пару-тройку таких уколов, что окочуришься.

Подросток притих, лишь лицо нервно дергалось.

В очереди стало спокойнее, лишь одни молодой человек выкинул кашу в мусорницу:

– Я Генрих Наварский и меня хотят отравить! Коварная Екатерина Медичи и здесь преследует меня, подсылая убийц.

Генри спросил:

– Если ты король, то где твоя свита?!

– Ты будешь моей свитой. – Предложил юноша. – Ты кто?

– Генри Смит.

– Настоящий, или чокнутый?

– Конечно настоящий!

– Так наколдуй что-нибудь простенькое.

Генри вздохнул:

– Без волшебной палочки…

– Но ведь получалось и без нее! Ну, хоть что-то маленькое.

– Я попробую, но после аминазина меня просто коробит.

– Это еще цветочки. – Сказал «король», вот после азалептина или сульфы в четыре точки, конкретный дурдом. Такие кошмары грезишь, не шевельнешь рукой или ногой. Вы знаете, в нашей стране в советские времена, диссидентов сажали в психушки. Считалось, что в такой развитой стране как СССР, не может быть политзаключенных, а выступать против законной власти может лишь последний конченый псих. Короче говоря, изобретали разные препараты, чтобы больше причинить мучений людям. Своего рода фармакологические пытки. Дыбу заменил укол.

Генри кивнул:

– Мне рассказывали, что при Брежневе практиковалось такое.

– А сейчас, думаешь, лучше! Старые времена возвращаются, мы идем к застою, только элита стала наглее и более явно выпячивает свои богатства.

– Возможно!

– И выборов власть боится! Знаешь, почему продлили полномочия президента до шести лет?

– Нет, а почему?

– Потому что бывший президент, марионетка!

Санитар прикрикнул:

– Будешь говорить против властей, сульфу в четыре точки получишь Наварский, и голой спиной к металлу кровати.

– Вот, что говорил! Борьба с инакомыслием. Между прочим, в Гаскони, где я правил в прошлой жизни, было куда больше свободы. И это в средневековые времена, я издавал газету, и даже открыл университет. Предоставил равные права всем религиям, отменил инквизицию, разбирал жалобы простонародья у большого дуба. Хотел справедливого мира.

– Так ты был в прошлой жизни Генрихом Наварским?

– Конечно! Разве вы не знаете, что душа переживает множество воплощений. И меняет свои оболочки.

– Да, есть такая религия.

Санитар прикрикнул:

– А вы, чего стоите? Идите хавать быстрее. Получите пайку.

Генри подошел к окошку.

Обед был не очень, суп – типичная баланда, на второе мясо – сплошные хрящи. Пабло Пикассо шепнул:

– Вообще, выделяют деньги на кормежку приличные, вот только крадут много.

Генрих Наварский согласился:

– Обкрадывать психов безопаснее всего. Хорошо еще, что правительственная комиссия была, и телевизор новый купили. А так был устаревший, «Рекорд».

Эх, стал бы я королем России, показал бы им кузькину мать!

Сын Футина и Медхедева проорал:

– Суп пустой! Жратва не вкусная! Воры в законе.

– А ведь верно говорит парень.

– Замолчи! – Произнес тип в татуировках. – Хочешь перо получить за наезд на братву?

– Не посмеете, я скажу папе.

Старший санитар, небольшого роста тип, кивнул:

– Сына Футина в карцер, сульфу в четыре точки, пускай отдохнет.

Наварский заметил:

– Медхедев это верх лицемерия, на словах за демократию, а на деле отменил передачу к барьеру. Не люблю тех, кто делает одно, а говорит другое.

Пабло Пикассо добавил:

– Политик хуже водки: стоит дороже, а голова начинает трещать сразу!

Генри Смит согласился:

– Легче слепить снеговика в аду, чем найти честного политика.

Наварский ответил:

– Вообще то, я диссидент, в милиции мне подбросили дозу героина и, чтобы избежать тюрьмы я тут околачиваюсь.

– Да ну, не выдумывай. – Сказал Пабло Пикассо.

– Верь мне, как президенту!

– Проще на дне моря найти сухой камень, чем президента, выполняющего предвыборные обещания! – Заметил Генри.

Пабло Пикассо согласился:

– И это верно! Вообще, во всем, что ни касается твоей личности, ты вполне благоразумный парень, как, впрочем, и большинство чокнутых. Поэтому, дам тебе совет. Когда будут раздавать лекарства, спрячь под язык, а потом выплюнь в унитаз. А то по- настоящему свихнешься. Большая часть препаратов на то и рассчитано, чтобы отключить мозги.

– И на сердце, почки, печень очень дурно влияют! – Добавил Генрих Наварский. – Как пел Высоцкий, а медикаментов груды мы в унитаз, кто не дурак.

– Будут в голове Бермуды, и асфальтом бьем в пятак! – Переврал Пабло Пикассо.

Послышалось движение, в отделение вошел батюшка. Он был очень толстый, с длиной бородой и в черной рясе. На груди был большой серебряный крест.

Сумасшедший, возомнивший себя Иисусом Христом, закричал:

– Смотрите, меня несут. – Он подскочил к батюшке. – Да светится имя мое, да придет царствие мое.

Священник рявкнул:

– Уберите чокнутого.

Санитары подхватила сумасшедшего, огрели дубинкой. Поп благословил их:

– Да помилует Господь его грешную душу. Вообще, это форменное хулиганство. Батюшка подошел к сумасшедшим.

– Вы хоть бы построились, возлюбленные чада. Увидав Генри Смита, спросил:

– А ты, дитятко, кто?

Пабло Пикассо ответил за него:

– Это Генри Смит.

– Покайся и признай, что ты не Генри Смит. – Сказал поп.