Акын Тимиров - Январь, 1837 год

Когда на сцене фестиваля они спели одну из песен Митяева, это вызвало в конце их выступления упрёки журналистов, освещавших фестиваль: «Глупо и смешно смешивать великую русскую культуру с тюркской, это абсурдно». Когда же Искандер неожиданно для своих вытащил из кармана «варган» да и заиграл в такт исполняемой песне, а потом закончил протяжным горловым пением, Макс нисколько не растерялся – лишь, усмехнувшись, кивнул головой и – вошёл в раж. Выдал такой русско-башкирский блюз, что профессиональные музыканты из Москвы пришли в шок и трепет. Они потом долго искали необычное трио среди участников. Обращались к ним через микрофон со сцены. И, не найдя, уехали раздосадованные, поругавшись между собой; досталось и жюри конкурса.

– Ух, урус, – загортанили местные парни верхом на лошадях, закружили вокруг Максима. Щёлкнула над его головой нагайка. Расхохотались, когда он от неожиданности вздрогнул, но не выказал испуга.

– Хэ, э, э, э, батыр, – прошипел один из наездников, наклонился над ним, вглядываясь в его серые глаза. Выпрямившись, кликнул всем: – Якши казак! – Рванул с места, увлекая за собой остальных всадников….

На следующий день они ни разу не созвонились. Искандер встал рано, необъяснимая тревога присутствовала в нём. Сегодня что-то должно произойти. Подошёл к окну, а там сизый голубь толкает боком чёрно-плекую голубку. Оба одновременно поглядывали на него. Ждали, как всегда, от хозяина корма, который он каждый день выбрасывал им через форточку. Выклёвывали еду со снега, прыгая между осыпавшимися с дерева алыми ягодами вишни.

Вечерело, когда Искандер подошёл к остановке. Эта остановка вдоль витого чугунного забора всегда была безлюдна, мало кто здесь ожидал транспорт: можно было пройти чуть дальше, ближе к площади, где было больше возможности сесть на любой автотранспорт.

Время на мобильнике показывало 17:00. Поглядывая в сторону, откуда по уговору должен был появиться Максим, Искандер чувствовал какое-то лёгкое волнение, словно перед стартом весеннего легкоатлетического кросса студентов, где он с удивительной лёгкостью выигрывал забег.

– Да он там у себя в степях привык за сайгаками бегать, – разводили руками ребята. Дружелюбно свысока похлопывали его по плечам.

– Пошли в кафешку, Саша! – звали его девушки.

– Куда без меня?! – махал увесистым кулаком Максим. Каждый год он заканчивал кросс последним.

Девушки по-особому относились к Искандеру. Его по-азиатски красивое мужественное лицо привлекало и «прикалывало» их, особенно когда он злился. Клонил голову, глядел на них исподлобья, сверкая карими глазами. Это пугало и вместе с тем притягивало девушек. Разозлить Искандера можно было очень просто – задрать юбку или расстегнуть кофточку и показать грудь. Этого хватало, чтобы он погнался за ними. А поймав жертву, он терялся и не знал, что делать. Почуяв женщину, запахом напоминающую ему мокрый ковыль и брыкающего в бессилии ягнёнка в руках, он скалился, страстно хикал, тыкаясь щекой в затылок, в шею. Жертва от этого начинала визжать, дёргаться. Не оттого, что было неприятно, а оттого, что ещё секунда – и она просто растает в руках этого азиата…

Наконец со стороны площади замаячила знакомая фигура Максима в джинсах, в чёрном коротком драповом пальто с поднятым воротником, без головного убора. Следом кралась девушка в сапожках, в синей аляске с капюшоном. «Сарула?! Вот нелёгкая принесла», – подумал он.

– Чё ты её притащил?! – рассердился Искандер.

– Как чё! Ты же Сару знаешь. Как она унюхала?! От этой шаманки ничего не скроешь, не утаишь. Звонит мне на мобилу, давай вставай, говорит, одевайся, там тебя Искандер ждёт. Ты сам утверждаешь, что Бог любит троицу. Вот мы и втроём, – оправдывался Максим.

Тем временем луна словно остановилась, стала прямо напротив них, ярко и полнолунно закрутилась вокруг своей оси, будто призывая их к себе.

– Ну ладно, давай начинать, – согласился Искандер, чувствуя в этом какое-то предзнаменование.

– Чего начинать? – не понимала Сарула, выглядывая из-под локтя Максима.

Она иногда побаивалась Искандера, он ей всегда напоминал её старшего брата, даже и одеждой. Всегда в спортивном и в вязаной шапочке.

Уставившись на луну, Искандер, словно вечерний намаз, начал читать стихи:

– Давайте руки, – закричал он, резко оглянувшись, его бледно-жёлтое перекошенное лицо жестокого воина-азиата перед битвой поначалу испугало их.

– Руки, – снова повторил Искандер, и они робко подчинились, недоумённо переглянувшись между собой.

– Смотрите на луну, – крикнул он. – Она должна поплыть по небу.

И продолжил цитировать Пушкина:

Облака вдруг остановились. Вместо них закружились дома, деревья. Луна начала медленно двигаться по темнеющему вечернему небу, то пропадая, то появляясь из-за хмурых чернеющих туч. Налетел, завыл, заискрил снежной пылью холодный пронизывающий ветер. Жестяная кровля старинного здания напротив захлопала, ровно по ней кто-то пробежал. Ветки деревьев, размахиваясь по ветру, стали цепляться кончиками за воротник Максима. Щёлкнув, погас фонарь на столбе. Стало темно.

– Ой, я поплыла, я падаю, – завизжала Сарула.

– Стой, не падай, – схватил её Максим, сам шатаясь и наваливаясь на Искандера.

– Держись, друган, получается: облака остановились, видите, – не глядя на них, торжествовал он.

– Трамвай! Бежим, сматываемся отсюда, – заорал во всё горло Макс.

– Это не наш, – не согласился Искандер.

– Да фиг с ним, с этим твоим трамваем, надо бежать, пока не поздно, – горланил Максим, – на любой, и уезжаем, с мистикой нельзя шутить.

Искандер с Сарулой попытались было посопротивляться, но Максим уже тащил их обоих по рельсам. Одной рукой он держал за капюшон Сарулу; её головы не было видно, лишь где-то внутри аляски слышалось слабое повизгивание: «Помогите!» Другой он легко держал за пояс брыкающегося ногами по воздуху Искандера. Дружно втроём ввалились они в открытую дверцу подъехавшего транспорта. Дверцы захлопнулись, повеяв холодом улицы, быстро набирая скорость, трамвай рванул вперёд. Переведя дух, они расцепились, медленно друг за другом встали с пола, огляделись вокруг. В креслах сидели люди, сонно покачиваясь, тыкаясь головами друг о друга.