Константин Калбанов - Вепрь - 2 [СИ]

Градимир только и смог что ухмыльнуться одним уголком губ. А что тут говорить, правда в словах скомороха, коли даст слово то порушить уж не сможет. Все верно, сейчас поговорка «ради честного словца, не пожалеет и отца», подходила к нему как сшитый по мерке кафтан. Честь воинская на первом месте. Хотя уж начинает меняться, потому как жизнью битый, понимает, что такими понятиями жить не получится, но пока есть отец, имеется и у него возможность жить так, как хочется, а не так, как потребно. Бог даст, еще поживет подобным образом да не один год.

— Слово, боярина Смолина. Коли отдашь себя в руки, никто твоих домашних за твои грехи не тронет, пока я жив, так и будет.

— А что же ватажники?

— Им тоже вреда не будет, коли проявят покорность.

— Горазд!

— Да Добролюб, — послышалось от дома, где у окон разместились все ватажники и обитатели подворья с оружием на перевес, контролируя все подворье. То что боевые холопы боярина рассыпались по всему подворью, включая и задний двор, мало им помогло бы, здесь потери были бы просто опустошительными, иное дело, что конец был бы один.

— Я предаю себя в руки боярича. Сопротивления не оказывайте, вас никто не тронет.

— Добролюб!.. — И этот туда же Аника воин.

— Богдан, не дури! — Резко оборвал кузнеца Виктор. — Мало мне твоей семьи, хочешь чтобы и твоя жизнь, и жизни остальных повисли на мне? Дайте уйти с миром в сердце, одних-то покарал, а тут не судьба. Не приказываю я, прошу, сделайте как сказываю и никто не пострадает. Уберите оружие, слово боярское дорогого стоит, никто вас не тронет, а моя песня спета.

Виктор спустил курки и медленно достав кольты, протянул их рукоятями Градимиру. Тот внимательно глядя ему в глаза, принял пистоли. После этого в пыль полетели пояс со справой, ножи из всех тайников. Все существо восставало против этого и требовало драться, но Волков сумел подавить это желание и всячески выказывал полную покорность судьбе. Откуда-то из тайников, из самого дальнего уголка выполз страх и сдавил сердце холодной удавкой. Надо же, а он оказывается не разучился бояться. Все это время страх был в нем, просто железная воля загнала его так далеко, что он просто позабыл про его существование. Миг он не мог понять, отчего тот проснулся, но тут же пришло и понимание. Здесь не казнили просто так, во всяком случае, к татям, а уж тем более к таким вот как он, перед лишением живота неизменно применялись пытки. Никто не даст ему просто так умереть и вот именно мысль, еще не осознанная, не оформившаяся, только слабый намек и разбудила тот страх, понимание же пришло только сейчас. Ну да, потерявши голову за волосами не плачут. Выбор сделан, теперь как Отец небесный назначит. Может и припомнят ему его заслуги перед смертью.

— Пошли в дом, Добролюб, — взвешивая в руках кольты, проговорил Градимир и сделав знак людям оставаться на своих местах, без страха обошел Виктора и направился к крыльцу.

А это что еще за здравствуй жопа новый год!? Ладно, там видно будет, на дыбу всегда успеется. Виктор прямой, словно кол проглотил, направился вслед за бояричем. Решил поиграть? А вот хрена тебе, не стану тебя ни о чем просить!

— Пиво-то есть, — устроившись как ни в чем не бывало за столом в обеденном зале, поинтересовался Градимир. Спокойно так поинтересовался, словно и не держат его на прицеле нескольких стволов.

— Оружие уберите, — устало бросил Виктор, махнув рукой, а затем нашел взглядом Беляну. Час был ранний, а потому служившие здесь девки из Приютного еще не пришли, да и не к чему, постояльцев сегодня не было, опять же воскресенье, нужно церковь сходить. — Пива принеси, да пару кружек. Как боярич, позволишь пивка выпить, пока в железо не взяли?

— Да какое железо, — с нескрываемой угрозой проговорил Зван. Хм. А этот-то чего, вроде только страх и держит подле Добролюба. — Он сам сейчас у нас в руках, так что его холопы все сделают, что не прикажем.

— Охолонь, Зван, — резко бросил Виктор, — Не все так просто. Коли он вошел сюда, стало быть, знает что делает. Ничего для нас не поменялось, там на дворе он тоже был в моей власти и он это знал и холопы его, но никого это не остановило.

— Верно мыслишь, Добролюб. Ну чего стоишь-то, садись, выпьем, да за жизнь поговорим, — кивнув на принесенный напиток и кружки, произнес Градимир. А чего же не выпить. Это за всегда можно, а уж коли последняя… — Гадаешь, что происходит?

— Да вот, силюсь понять, но ничего не выходит.

— А ведь просто все. Нешто ты думаешь, что службу твою верную кто позабыл или не помним о том, что две ватаги татей ты со своими людишками извел. Оно конечно, и пограбить успел, да только то что в Гульдии творится нас мало касается, а то даже и на пользу Брячиславии. Вот и выходит, что вреда от тебя для княжества нет, а одна сплошная польза. Но то, только пока. Еще чуть шагнешь за грань и там уж один сплошной вред. Сегодня уж к Великому князю прибыл посол гульдский, все по твою душу, требует чтобы князь пресек действия разбойника по прозвищу Вепрь.

— А что же князь?

— А что князь. Мол слыхом не слыхивали и знать не знаем. Завелась у вас там разбойная ватага, так разбирайтесь, не можете, мы завсегда готовы отправить в Гульдию, для такого благого дела хоть полк, хоть три.

— Сомнительно, чтобы это устроило гульдов.

— Понятное дело не устроило. Да только посол налегал на то, что разбойнички победокурят в Гульдии и убегают в Брячиславию.

— А отчего не во Фрязию?

— Ага, все же во Фрязию. Ладно. Так вот, Миролюбу сейчас война совсем ни к чему, да и нам тоже, уезд после прошлой еще не оклемался. Предавать тебя суду никто не намерен, но и позволить дальше бедокурить мы тоже не можем.

— Тогда что же не передадите гульдам.

— Ерунду не говори. Делать нам нечего тебя гульдам отдавать. Да и не знает о тебе никто. То батюшка, как только описание прочел, тут же в Вепре тебя признал, ну и мне дал почитать. Чего так смотришь? Не мог Великий князь не разослать розыскные листы, или хочешь чтобы гульды из-за тебя войной пошли.

— Сомнительно это. А потом, они все одно пойдут.

— Пойдут, да только не завтра. Значит так. Ты и твои людишки поступаете на службу, больно добрые бойцы из вас вышли, мне такие на границе не помешают.

— В боевые холопы сватаешь?

— Я разве что-то сказал про холопство? Насолили княжеству, теперь отслужите, не к себе на службу зову, а к великому князю в гарнизон Обережной. Чего так смотришь? Нет у тебя иного выхода. Знаю я, что все творимое в Гульдии твоих рук дело, даже то, что сами гульды тебе не приписывают. Потому как злости в тебе на них много и счет великий имеешь. До сей поры все было еще терпимо, но теперь, как я и сказывал, ты дошел до края и дальше ходу нет.

— Так чего мудрить? Нет дальше ходу, я и ходить не буду. Вот ни ногой к гульдам.