Сергей Шкенёв - Николай Негодник

Заскучавший было черт перебил на полуслове:

– Тогда снимаю с себя полномочия. Княже, можно остаться пресс-секретарем?

– Это как? – тихо спросил Савва у стоящего рядом волхва.

– Сейчас прессовать начнет, – предположил Серега.

Получивший молчаливое одобрение Николая черт обернулся к румийцам:

– Прошу любить и жаловать – я теперь лицо официальное. А где посольские дары от вашего Базилевса?

Опешившие послы молча, но дружно показали глазами на шатер, откуда уже раздавался азартный перезвон и советы ходить с бубен.

– А вот и нет, не угадали, – не согласился рогоносец. – Это мое золото! И камни мои! Базека, сколько там?

– Мизер неловленный, – откликнулся кот. Но потом переспросил: – Или ты про деньги?

– Ага.

– Так, мелочи немного… Но нам с тобой хватит.

– Все равно мало. Во сколько посольскую одежду оценишь?

Базека не стал надрывать глотку, а сам вышел для осмотра. Но много ли времени нужно опытному взгляду?

– Сотни две дам, не больше. Вот у этого рубин поцарапанный, а у тех брильянты немного желтоваты. Хрень, короче говоря, а не брильянты. Тем более такая огранка давно уже не в моде. И тряпки пыльные… Они в них что, по улице ходят что ли? Моветон, как сказал бы один мой знакомый маркиз. Ну так что, отдаешь? Дороже все равно никто не возьмет.

– Я не покупать – князю в подарок.

– У нас намечается бал-маскарад?

– Нет, но совсем ничего не взять…

– Тогда и сотни хватит – княжескому величию приличествует скромность.

Глушата посмотрел на Николая, испрашивая одобрения, и тот кивнул, тщательно пряча усмешку в усах.

– Раздевайтесь! – Пресс-секретарь замахнулся вилами.

Через минуту посол чрезвычайный и два полномочных стояли в одних набедренных повязках, а чуть поодаль лешаки-танкисты с увлечением мародерствовали над слугами и конвоем.

– А теперь подите прочь! – Черт ударил левой рукой по сгибу правой, указывая направление. – Для нашей чести уроном будет с голозадыми обезьянами разговаривать – невместно. Прочь, я сказал. Молчать!

Николай не стал дожидаться развязки комедии и сбежал в шатер, где упал на мягкие подушки и уже во весь голос расхохатался. Появившийся следом Савва присел рядом в низенькое складное кресло и с кряхтением вытянул ноги. Когда вошел волхв, Шмелёв уже успокоился и просто всхлипывал, а заботливая русалка вытирала ему слезы собственноручно вышитым платочком.

– Значит, война? – Серега опустился прямо на расстеленный на земле ковер. – Не надорвемся?

– Война, – подтвердил Николай. – И заметь – не мы ее начали. Да и идет она уже давным-давно.

– Будешь мне объяснять.

– Именно.

– А Орда?

– А что Орда? Половину с Божьей помощью одолели, да и вторая от нас никуда не денется. Это так, пустяки.

Волхв промолчал, краем уха вслушиваясь в негромкое бормотание ученого кота:

– Это на корабли… пушек еще… И город в Крыму построю… два города. Хватит, нет? Займу… корону надо будет заказать… котам корона положена или как?

А у Патриарха совсем другие мысли крутились. Что война? Румийцы далеко, и пока их золото дойдет до возможного агрессора – всегда можно успеть подготовиться или нанести упреждающий удар. Тут иное не давало покоя:

– Послушай, Николай Васильевич, а кто такой Спящий?

А Шмелёв уже положил голову русалке на колени, зевнул сладко, до хруста в челюстях, и ответил с закрытыми глазами:

– Разве не видно? Спящий – это я.

«Мне опять снятся странные сны. Такие и раньше снились, но этот был особенно ярким и запоминающимся.

Я шел едва заметной тропинкой, вьющейся по огромному ржаному полю, и видел вдалеке, на самом краю, высокое дерево, в тени которого сидел, привалившись спиной к стволу, седой старик. Самое удивительное – знаю, кто он.

Тропка долго петляла, но вот дошел и сел рядом, разделив сосредоточенное молчание. Дедушка улыбнулся и достал из лежащей у ног котомки два яблока – одно протянул мне, а другое привычным движением вытер о подол вышитой рубашки и с хрустом раскусил сам.

– Угощайся.

Покатал подарок на ладони – мелкое, не больше китайки, красное с одного бока. Помню варенье из таких в детстве. С веточкой.

– Спасибо. Или лучше – благодарю?

– Ты прав, второй вариант меня всегда больше устраивал.

Мы помолчали. Каждый о своем.

– Не стесняйся, ешь яблоко.

– То самое?

– Оно.

– А где змий?

– Его и не было никогда. Вы сами придумали, чтобы оправдать собственную дурость. Да что же не кушаешь?

– Честно сказать? Боюсь.

– Чего? Это просто сон.

– А если нет? Что-то не чувствую в себе готовности к знаниям.

– Сомневаешься? Это хорошо. А вот тот мужик не сомневался, сожрал – и дело с концом. Несколько двусмысленно звучит, не находишь? Да… и кроме знаний о природе поноса он ничего больше не приобрел. А ты кушай яблоко, кушай! Специально самое спелое выбирал.

– И я познаю суть добра и зла? А потом железной рукой погоню всех в светлое будущее, являясь истиной в последней инстанции?

Старик печально улыбнулся:

– А сейчас разве не так? Впрочем, когда-то и я шел по этому пути.

– Читал. А мне это зачем? Повторять ошибки только потому, что создан по образу и подобию твоему?

– Да что ты цепляешься к этой фразе? На ней свет клином сошелся? Я дал гораздо больше – свободу выбора и свободу воли. А что до ошибок… ты совершаешь не мои, свои. Без всякого познания добра и зла.

Хм… будто не знаю, что не безупречен. Но зачем тыкать носом, пусть и во сне?

– И какие же ошибки?

– Сам посмотри, – старик показал рукой на поле. – Видишь тропинку?

– И чего? Тропинка как тропинка.

– Но ведь ты шел не по прямой, хотя цель была блага и светла. Это я про себя, если не понял.

Ну что за манера говорить притчами?

– Но не топтать же колосья? Чужой труд нужно уважать.

– А мой?

– Это как?

– Ты идешь по моему полю с мечом в руке… Пусть даже не всегда сам рубишь… Но я тоже старался.

– Создавая сорняки?

– Даже огурец когда-то был простой лианой в джунглях.

– Пока человек не додумался ее сожрать?

– И не только ее.

– Тогда о чем переживать? Сам только что говорил о свободе воли. Да, хлебное поле мне дороже сорняков, и что? Борюсь, как могу. И еще… совсем недавно кое-кто передал, что вмешиваться в мои дела не собирается. Не так ли?

– Люблю людей за неисправимый оптимизм.

– И?

– Тебе правильно передали. Да и встретиться захотел исключительно из любопытства – посмотреть, изменился ли ты за эти тысячелетия.

– Я вроде помладше… Мы были знакомы?

– Конечно. Удивлен?

– Нет, это же сон.

– Ага, он самый. А ты все тот же – наивный, немного глупый…

– А чего это?

– В хорошем смысле слова, да… И такой же упертый – весь в меня. Кстати, узнаешь место? Здесь будет стоять твой дом.