Геннадий Стройков - Обретение нового мира

Вот на такой мажорной ноте и закончился этот день.

С утра первый раз выиграл у Курта на палках. Остальные, глядя на нас, тоже присоединились. Прям Шаолинь какой-то. Хельга отвела девиц в сторонку и вполне грамотно начала им показывать, как правильно освободиться от захвата, а потом бросить через бедро. Интересные у неё навыки и биография. О сколько нам открытий чудных готовит… семейная жизнь.

Но всё это баловство, делаем лодку. Всё остальное побоку! Все девочки на производстве шнура. Сырья уже достаточно. Мальчики вяжут непосредственно корабль. Особенность производства именно морского судна из тростника, это сначала навязать мелкие снопы, потом из них покрупнее, а уже в заключении связывается сама конструкция. И нельзя как слишком перетягивать, тростник элементарно прорезается и ломается, но и слабить, всё просто расползётся. Как в случае с маленькой лодкой, когда плавали к самолёту. На озере Титикака в Перу вяжут цельными снопами, но там штормов и вообще сильных ветров не бывает. Да и под парусом они практически не ходят, так туристов прокатят на вёслах и всё.

У Тура Хейердала в своё время с этим проблемы были. Первый тростниковый корабль развалился. Вот для решения именно этой основной проблемы и подобрали с Джоном узлы, которые можно будет в процессе эксплуатации подтягивать. Следующее усовершенствование, в центр снопов находящихся в центре массива заложили два ствола кокосовой пальмы. Это позволило резко повысить жёсткость конструкции. Очевидно, постоянно придётся контролировать параметры натяжки. Здесь ничего мудрёного. Методике порядка четырёх тысяч лет. То ли древние египтяне, то ли шумеры, когда делали океанские лодки из тростника, просто прикладывали ровную палочку к снопу и при толщине шнура около пяти миллиметров прогиб тростника должен в месте перетяжки именно таким и быть. Это описано на глиняных табличках в Британском музее. Так что ничего нового мы не изобрели. Я отдавал себе отчёт, что это плавсредство ненадёжно и недолговечно, но за неимением гербовой пишут на простой. Однако всё равно старались контролировать каждую перетяжку, каждый узел. Это, конечно, затягивало производство, но ещё меньше хотелось оказаться вдали от берега на куче расползающегося тростника.

Нудно и размеренно, каждый снопик. Проверил я, проверил Джон. Уже к обеду в глазах рябило. Зато, если что, сами делали, сами и утопнем.

Вечером молча сидели у костра, смотрели на пламя, с тихим треском перемалывающее сухие ветки кустарника. В голову пришла мысль, зря я переживаю, ещё буду вспоминать это время как тихое и спокойное. А проблемы весьма незначительными и решаемыми в принципе.

По желанию трудящихся решили объявить воскресенье четвёртого февраля рабочим днём. Это я всех достал своим задумчивым выражением лица. Наш Ноев ковчег уже так сказать вчерне уже просматривался. По крайней мере, корпус был готов. Но вся мелочёвка — ещё и конь не валялся. Особенно второе каноэ. А мачты, парус, большие распашные вёсла. Женщины начали возводить не укрытие от дождя и солнца, а прямо-таки дворец какой-то. И так борт высокий. Бегаю, ору, народ разбегается и прячется. Хельга поймала на ходу, обняла. Потащила прочь.

— Успокойся! Ты чего!

— Не знаю! Да и Густав, капиталист хренов, достал.

Хорошо, когда есть на кого всё свалить. В душе чувствую себя последней сволочью, но деваться некуда. Конечно, истерика, это не по мужски, но на войне все средства хороши.

— И что! Пока ему выгодно, мы как за каменной стеной!

— Всё так, только когда ему будет выгодно, он нас продаст с потрохами.

Чуть позже подошли мужики.

— Не переживай, мы это тоже понимаем. И ему можешь от всех сказать. Сейчас уже выживем и сами. Если что, просто будем смотреть, кто прибыл, и пусть дальше плывут, акулы здесь прожорливые.

Полегчало, коллектив единомышленников великая сила. Но истерика была конкретная. Даже деревообработка в качестве трудотерапии не помогла. Если бы не Хельга, пошёл бы бить морду здешним акулам, а там кто кого ещё тот вопрос. Уснул под утро, и проспал до обеда.

Хороший начальник, это когда его нет, соратники замечают не сразу. Хельга в моё отсутствие, нагло спал после вчерашнего концерта, всё развела и разрулила. Проснулся, пошатался. Народ работает. Каноэ делается. Вёсла готовы. Мачту при мне поставили. Парус доделают к вечеру. Навес вместо каюты стоит. В общем, завтра с утра отплываем. Команда — французы, я с Хельгой, Джин и Джон, Линда и Виктор. Остальные на хозяйстве. Вечером поговорил с Куртом. В общем, он думает так же. Не хочется, чтобы грязными потными ручонками этот мир так же изгадили. Суеты через края. Наверное, много на себя беру, решаю за всех. Но если не я, то кто же? Против ожиданий уснул сразу, только лёг.

Только расцвело, столкнули корабль в воду. Всей толпой залезли. Нормально получилось. Осадка как проектировали. Остойчивость на уровне. На вёслах идёт очень легко. Под парусом хуже ожиданий, особенно под углом к ветру. Сил и желания, что-либо менять уже не было. Были произнесены страшные слова. Так пойдёт и авось доплывёт. С отплытием провозились практически до обеда. То одно доделать, то другое перевязать.

В качестве провианта запаслись кокосовыми орехами, весь остальной ассортимент продуктов решили не брать, как показал опыт, при здешней жаре всё портится буквально за несколько часов. А с огнём решили не рисковать.

Протолкнули на руках через проход в рифах, помахали остающимся, подняли парус и поплыли.

Ветер здесь не сильный, порядка около двух метров в секунду, соответственно и скорость не больше трёх-четырёх километров в час.

Жан на рулевом весле. Остальные просто смотрят по сторонам. Чем хорош водный транспорт, прицелился и идёшь себе постоянно. Даже при нашей черепашьей скорости за сутки получается около шестидесяти километров. Пешком такое расстояние, умрёшь, а тут сидишь, мечтаешь.

Живности в здешних водах хватает, то мелькнёт плавник, то мелкая рыбёшка стайкой метнётся, вспугнутая нашим судном. Птицы время от времени зависали рядом. Что интересно, часа через три появились, каких на острове нет. Похожи на земных альбатросов, только больше раза в полтора. Волна раскачалась. Всех, кроме французов и Джона мутило. Морская болезнь, однако.

Думал в море выйдем, успокоюсь. Не тут то было. Колбасило по прежнему.

Первое каноэ болталось за кормой на верёвке, второе лежало так сказать в виде полуфабриката на палубе. Хоть чем-то отвлечься, начал шлифовать корпус.