Михаил Михайлов - Проводник: проклятый мир

А та едва не заходилась в истерике, практически брызжа слюною на молодого паренька. Русоволосый, с яркими голубыми глазами и правильными чертами лица он, должно быть, нравился девчонкам. Вот и сейчас одна из представительниц слабого пола с очень хорошенькой внешностью, которую не могла испортить чрезмерно короткая стрижка, сидела рядом с ним.

Всеобщее остолбенение прекратилось после того, как котенок выпрыгнул из за пазухи и опустился на стол перед пареньком. И тут же прыгнул на него, метясь в глаза. Тот машинально прикрылся рукой, сохранив зрение, но заполучив глубокие царапины на тыльной стороне ладони и левой щеке. Из ранок потекла кровь… черная, как деготь и с неприятным запахом разлагающейся плоти.

— Ааргаххх, — то ли произнес что-то на незнакомом наречии, то ли просто невнятно выругался голубоглазый и ударом кулака отбросил кошку в сторону. Тут же, пока его товарищи по столу не пришли в себе, оттолкнул соседку и опрокинул стол на парочку, что сидела напротив. Сразу после этого вскочил с лавки и выдернул наган, что торчал за поясом. Оружие было тут же направлено в мою сторону.

Спасло меня то, что немедленного выстрела не случилось. То ли парень медлил с ним (хотя палец был на спусковом крючке), то ли просто самозвод давался туговато. Как бы то ни было, но эти мгновения я использовал с толком. Качнув тело влево, чтобы сделать шаг вперед с правой ноги и тут же переместиться вправо, пока тонкий ствол револьвера рыскнул в первоначальное положение, где меня уже не было. Левой ладонью подбил вооруженную руку противника вверх, заставив оружие уставиться в потолок. В этот момент как раз и раздался выстрел. По счастью, пуля увязла в толстых потолочных досках, не причинив никому вреда.

Сразу после этого, не сбавляя темпа и не прерывая движения, я ухватил правой рукой стрелка за левое плечо и потянул на себя. Одновременно согнул левую ногу и коленом ударил противника в правый бок, целясь в подреберье. И еще раз…

От острой боли (хотелось бы мне увидеть человека, который останется стоять на ногах после сильнейшего удара в печень) паренек выронил револьвер и повалился на пол. Изо рта на пол потекла тонкая струйка слюны, слегка подкрашенная в розовый цвет.

Пока он витал между небом и землей и находился в крайне удачной позиции, я со всего маху ударил носком ботинка «с пыра» в подбородок. Брызнула кровь из разбитой губы, голова стрелка мотнулась, и тот обмяк.

И почти сразу же рядом возник Прокоп с автоматным брезентовым ремнем в руках.

— Помогай, — скороговоркой, проглатывая буквы, проговорил он и присел рядом с лежащим пареньком, — давай же.

Я ухватил за руки бессознательного человека и завел за спину. Прокоп шустро накинул петлю на запястья и затянул ремень. Вторым ремнем связали ноги, перед этим стащив короткие кирзовые сапоги.

— Что с ним? — это спросила та самая девчонка, что сидела рядом с обезумевшим партизаном и удостоилась первой познакомиться с его кулаками. Теперь у ней на лице имелась пара ссадин от близкого «знакомства» с полом.

— Ничего хорошего, — буркнул Прокоп, осторожно касаясь шеи связанного ладонью, и тут же помрачнел. — Вот же… он мертв.

— Как? — воскликнула девчонка. Ее глаза тут же стали заполняться влагой. Девушка попробовала наклониться к телу и прикоснуться к своему бывшему товарищу, но Прокоп довольно грубо придержал ее за руку.

— Не дури. Не понятно, разве, что он стал одержимым?

Потом повернулся к товарищам девчонки и приказал:

— За командиром и отцом Михаилом… живо.

Пал Палыч прибежал буквально через минуты. Уверен, что гонцы даже не успели добраться до его дома. Причина такой спешки стала ясна с первых его слов.

— Кто стрелял? Святые угодники, кто его?

Это он увидел мертвого паренька. Прокоп кивнул в мою сторону, указывая на виновника главному партизану и тут же добавил следом, пресекая возможные недопонимания:

— Вадим одержимым был. Кошка опознала… сам посмотри — Мурыська его оцарапать успела.

Пал Палыч присел на корточках возле тела и повернул ему голову, чтобы получше рассмотреть черные царапины. При этом недовольно сморщился, учуяв неприятный запах.

— Когда он успел-то?

На заданный вопрос никто не ответил. Полагаю, что это был риторический вопрос. Знай партизаны когда один из них подцепил «заразу», просто так его не оставили. Непременно посадили бы под домашний арест (как минимум).

Через пару минут в столовую зашли Ложков и отец Михаил. Батюшка первым же делом поднял веко у покойника и нахмурился: под ним не было ни белка, ни радужки со зрачком, сплошная дегтярная чернота.

— Не вините никого, — с сожалением проговорил священник. — Отрока спасти было невозможно. Скверна слишком глубоко поселилась у него в сердце, почти полностью пожрав душу. Его останки надо будет сжечь.

— Но… — заволновалась девчонка, бывшая подружка Вадима, собираясь что-то возразить, но была перебита.

— Этот грех возьму на себя, — ответил отец Михаил.

Мы вернулись в свой мир на следующий день ближе к полудню. Пал Палыч по каким-то своим соображениям категорически возражал против того, чтобы я открывал портал из лагеря. Только из-за этого нам пришлось преодолеть километров сто (на машине и пешком), пока не решили, что расстояние удовлетворительное. Вернее, решил Прокоп с Алиной, которые сопровождали нас.

— Ждите через неделю, — напоследок предупредил я партизан, перед тем, как активировать Знак. Те кивнули в ответ.

Уже в родном мире мы упрятали оружие в схроне, наскоро сооруженном сразу же после перехода. Надеюсь, несколько дней не повредят им. Лишь бы только не было дождей, в чем не очень уверен. Это лето выдалось холодное и пасмурное, щедрое на кратковременные мелкие осадки.

И разбежались по домам. Договорившись перед этим, что завтра часиков в восемь утра соберемся у меня в гараже. У себя на квартире я бестолково просидел перед телевизором. И только поймав себя на том, что уже в десятый раз переключаю каналы по кругу, выключил «ящик».

Что ж, лучшее средство от скуки и помочь собраться мыслям в одну кучу — это заняться любимым делом. Усмехнувшись, я оделся, захватил сумку со спецовкой, которую приносил для стирки, и направился в гараж.

Возле ворот перетаптывался на одном месте молодой паренек лет пятнадцати. Тот самый автор обидных слов на моем гараже.

— Так, — проговорил я, останавливаясь метрах в пяти от подростка, — и кто тут ошивается? Ба, да это же великий Пикассо… по ушам хочешь?

Паренек вздрогнул, нервно отшатнулся и принялся оглядываться по сторонам. Но убегать не спешил, чем изрядно меня удивил. Да и художеств на воротах не видать.

— Чего ждешь-то?