Глория Му - Детская книга для девочек (с иллюстрациями)

— Нашел! — На крыльцо, запыхавшись, вывалился Розенкранц. В правой руке его, торжествующе воздетой вверх, что-то тускло блеснуло. — Можем идти.

— Это пробирка? — по дороге спросила Геля. — Вы и обедать ходите со всякими химическими штуками?

— О, скорее, с химическими шутками. — Розенкранц самодовольно улыбнулся. — Я, знаете ли, неприхотлив. Неприхотлив и даже аскетичен во всем, что касается простых, самых необходимых вещей — еды, крова. В бытность свою студентом бедствовал, знаете ли. Привык обходиться малым… Но этот мошенник перешел все возможные границы бесстыдства, и он у меня попляшет! Я выведу его на чистую воду, если можно так выразиться! — Ученый выпятил челюсть, и его козлиная бороденка затрепетала на ветру.

— О каком мошеннике вы говорите?

— Да о трактирщике же! Я, знаете ли, охотно вкушаю простую пищу, но этот су…щий дьявол использует для приготовления своей снеди недоеденные остатки, порой довольно старые, судя по вкусу. То есть я так думаю. И для проверки своей гипотезы собираюсь оставить в тарелке немного супа, предварительно добавив туда этот препарат!

— Так что же это?

— Это химическое соединение содержит радионуклид…

— Простите, что содержит?

— Ах, нет, это вы меня простите, милая Аполлинария Васильевна… Снова я не принял во внимание вашу вполне объяснимую неосведомленность… Так вот, радионуклид. Излучатель электронов. Он всегда сообщает о своем присутствии чутким физическим приборам — у него словно есть фонарик, которым он может светить во тьме химических реакций. Когда будет подано блюдо, подобное тому, что было помечено, я возьму образец и с помощью простого электроскопа проверю свои опасения!

От догадки, внезапно посетившей ее, Геля похолодела. Где же он обедает, этот рассеянный, невозможный человек? Что же это за трактир, где посетителям подают помои? И она решила проверить свои опасения :

— А тот трактир… Он находится на Хитровской площади?

— Не могу с уверенностью сказать, знаете ли. Моя проклятая рассеянность… Вечно путаю названия улиц. Но — да, мне кажется, что на какой-то площади…

— Вы обедаете на Хитровке?! — Геля схватила ученого за руку. — Не ходите туда больше, это очень опасно!

— Не волнуйтесь так, Аполлинария Васильевна. — Розенкранц покровительственно похлопал ее по запястью. — Во времена моей беспросветно нищей юности мне доводилось закусывать в местах и похуже этого. И ничего, как видите, жив и здоров! Меня, знаете ли, хоть гвоздями корми…

— Ах, нет, я не об этом. — Геля вздрогнула, оглянулась. Они уже свернули в Подкопаевский, и ей почудилось, что в темноте за ними кто-то крадется. — Хитровка — очень опасное место, здесь живут одни бандиты! Они могут вас обидеть!

— Бандиты? Да что вы говорите? Мне так не показалось. Милейшие люди. За исключением гнусного трактирщика, разумеется. Но… — ученый остановился и решительно сунул пробирку в нагрудный карман, — с моей стороны было непростительным легкомыслием в столь поздний час приглашать вас на прогулку. Я должен немедленно отвести вас домой.

В этот момент луна — единственный источник света в переулке с редкими и по большей части перебитыми фонарями — скрылась за набежавшим облаком. В непроглядной тьме Геля с ужасом почувствовала, как чьи-то цепкие руки ухватили ее за локти. И только она собралась завизжать, как мерзкий голос просипел ей в ухо:

— Тихо, цыпа, ти-хо.

Девочка задохнулась от страха и вместо полноценного визга лишь жалко пискнула.

Две смутно различимые в сумерках фигуры выросли справа и слева от Розенкранца. Молодой голос гнусаво протянул:

— Дядя, тебе лопатник не жмет?

— Лопатник? — озадаченно переспросил ученый. — Ах, что же это я. Вы, вероятно, имеете в виду бумажник, — и полез рукой во внутренний карман пиджака.

Но один из бандитов зло прикрикнул:

— Ну! Не балуй — зашибу!

— Спокойно, — изменившимся властным голосом произнес Григорий Вильгельмович, медленно достал бумажник и протянул злодею. — Что еще? Вот часы. Не Буре, но чем богаты. Шляпу? — Он снял шляпу и вручил ее другому злодею.

Тот оглядел добычу и, видимо, остался доволен. Бросил свой картуз и пристроил на макушке борсалино.

Из-за Гелиной спины раздалось насмешливое сипение:

— Чтой-то ты такой послушный, бобер? Хоть бы слово какое поперек сказал, а то ведь скучно…

— Пиджак? Ботинки? — словно не слыша насмешки, продолжал Розенкранц. — Берите, что хотите, и убирайтесь.

— Не сепети, дядя. Че надо, мы сами с тебя сымем. А щас мне с шаболдой твоей побакланить охота, — прокаркал Гелин обидчик и вдруг, намотав на руку ее косу, сильно дернул на себя, обдав девочку горячим, зловонным, как у пса, дыханием.

Соломенная шляпка с голубой лентой слетела и покатилась по брусчатке.

Геля вскрикнула, и Розенкранц, разом утратив невозмутимость, присогнул ноги в коленях, пнул одного из злодеев по голени и тут же мощным ударом в челюсть свалил на землю. Второй подался вперед и словно сам напоролся горлом на ловко выставленный локоть ученого.

— Сию минуту отпустите девочку, грязный негодяй! — взревел Розенкранц, кидаясь на выручку к Геле. В лунном свете блеснули стекла очков и хищно оскаленные зубы интеллигентнейшего Григория Вильгельмовича.

В ту же минуту из темноты вынырнули еще трое. Ученый налетел на чей-то кулак, хакнул, согнулся, но не сдался. Боднул одного головой в живот. Другого лягнул каблуком, резко выбросив ногу назад, да так, что тот упал и, подвывая, пополз по мостовой.

Луна скрылась, и Геля не могла разглядеть происходящего, только слышала сопение, вскрики и страшные, глухие звуки ударов.

Когда тучи снова разошлись, девочка увидела, что к остервенело сражающемуся Розенкранцу со спины приближается тот самый, в шляпе.

— Осторожно! Сзади! — выкрикнула она, но было поздно.

Бандит набросился на Розенкранца и обхватил его, прижимая руки ученого к бокам. Еще один негодяй сильно ударил химика в живот — раз, другой, третий, — Геля только вскрикивала.

Григорий Вильгельмович медленно рухнул на колени, очередной громила ударил его по лицу, потом все четверо (один все ползал и повизгивал) сомкнулись над Розенкранцем и принялись деловито пинать упавшего ногами.

Эта будничная деловитость окончательно сломила Гелю. Ее охватил липкий, тошнотворный ужас, она забилась в руках злодея и пронзительно закричала:

— Не смейте! Перестаньте! Не трогайте его!

— Тпру, савраска, — хохотнул сиплый вонючка, снова дергая ее за косу. — А чтой-то ты разоряешься? Рази папаша-дохтур тебя не упреждал, что променады по Хитровке сильно непользительны для здоровья? А?

Снова на мгновенье выглянула луна. Бандиты все топтались около Розенкранца, словно исполняя какой-то идиотский танец, но Геле бросилась в глаза бессильно распластанная рука на мостовой. В белой, запятнанной кровью манжете искоркой сверкнула скромная ониксовая запонка.