Алексей Федосов - Записки грибника #2

У меня уже выработался стойкий иммунитет на такое обращение, ибо гадом буду — старая сволочь придумала какую ни-будь пакость в духе господина сотника — круглое носить, квадратное катать.

Что было проделано неоднократно за прошедшее время. Ну, скажите, зачем пересчитывать припас на пятый день похода? И зачем проверять телеги кои еще даже не распечатывали со дня выхода.

При таком обращении, взбрыкивать начинаю, огрызаться, а ему, с моей колокольни так видится, подобное нравиться. Как в поход двинулись, ни дня не прошло, чтоб этот черт однорукий не доставал меня. Как его стрельцы терпят?

— Феденька, а скажи-ка мне мил человек — гать готова?

— Когда уходил, там оставалось десяток саженей застелить.

— А почто ушел, ежели такая малость осталась?

— Промок и замерз…

— Другие значится, могут в болоте вошкаться, а Феденька у нас замерз значиться… — Пальцы на руке сжались в кулак и Силантий опершись на костяшки начал вставать с лавки.

Ну все, пора отключать слух и начинать размышлять о чем ни будь своем, девичьем, Господин воевода выходит на тропу войну, это как минимум на пол часа. Спорить бесполезно, один раз попробовал, опилки сыпались в два раза дольше и были гораздо крупнее…

На всякий случай сделал морду тупого солдафона и, поедая начальство глазами, ушел в себя. Изредка выныривая, чтоб не потерять нить рассуждения босса, а то можно невпопад кивнуть не там где надо и получить звездюлей, мешок и маленькую тележку.

Мысли лениво бродили, перекладывали сухие портянки и развешивали портки на просушку, левый сапог надо было отдать ребятам, пусть подошву перешьют, а на правом набойку где-то потерял, надобно исправить. Да и вообще за прошедшее время пообносился, давеча вон на локте клок выдрал.

Поднял голову и вставил свои две копейки маленький червячок сомнений, глодавший мозг в дни, когда было время задуматься — А что я говорил? Зачем тебе это все? Дым тлеющего костра, разъедающий глаза… Спать на лапнике, постеленном на мокрую после дождя землю, укрывшись от мороси куском кожи, и свернувшись клубочком, иначе, либо ноги, либо голова промокнут. Ходить по нужде с ружьем, оглядываться по сторонам и прислушиваться. Не дай бог, зверье, какое выскочит… Двуногое…

А дома…

Теплая кроватка, милка под бочком, льняная простыня, подушка, пером набитая, одеяло ватное, банька…

— Федька! — прорвался сквозь завесу голос недовольного Силантия, — Эй, Митроха, стукни по загривку ентого супостата.

Не успел, я и мяукнуть, как кулак заехал под ребра. Блин! Ну зараза твою мать…

— Ты чавой дерешься? — Развернулся к стрельцу, намериваясь дать сдачи, тот отступил на шаг назад — Чаво, чаво — чавочка с хвостиком. — Сотник казал…

— А скажет в колодец прыгать — сиганешь не думая? — не дав договорить, попер на бедолагу буром.

Первое время после своего попадания сюда мое поведение соответствовало тому какое принято в оставленном будущем — Здравствуйте — Спасибо — Дайте пожалуйста — Не будет так любезны… Вежливость принятая там в общении с незнакомыми людьми — обращение на ВЫ, здесь смотрится довольно дико. Тыкают все, молодые старым, юноши девушкам, мужики бабам… Первое, что с меня слетело, словно шелуха с семечки, это привычка обращаться на — вы. Меня просто не понимали и даже оглядывались, думали, что у них кто-то за спиной стоит. Здесь другие атрибуты — равный с равным разговаривает спокойно, держит себя степенно, Но стоит только обратиться к стоящему выше по иерархической лестнице как человек уже всем своим видом показывает уважение и чем выше статус, тем ближе к земле склоняется вопрошающий.

В начале своего пути, больше молчал и смотрел по сторонам, наблюдая, как общаются между собой люди на Рогачевском торжище, вот тогда и выбрал для себя манеру поведения, определявшую МОЙ статус.

— Федор, а ну стой, вражья сила, не то… — Начал грозным тоном Силантий но, не договорив, осекся и замолчал, устремившись взглядом за мою спину. Я оглянулся.

Опершись рукой на косяк, другой придерживая разодранный, со следами крови кафтан, стоял мальчишка гонец, — Наших побили у Вороней пади, — Прохрипел и ничком рухнул в избу.

— Тс-с! Тихо! Слухай! — Десятник прошипел полузадушенной змеей и, вскинув вверх руку замер, превратившись в одно большое ухо.

Я послушно замер. Ни хрена не слышу. Через пару минут в башке противно запищало, словно кто-то поднес микрофон к колонке и окончательно оглох, даже свое тяжелое дыхание слышу с трудом.

Десятник повернулся, снял шапку с головы и, вытерев мокрое от пота лицо, довольно осклабился, — Туточки они, бисовы дети. Осип и ты Мирон, с Федором побудьте. — Распорядившись, он посмотрел на меня и каким-то жалистным тоном продолжил, — Федь не ходи туда, побудь здесь с парнями… А не то воевода мне уд на лоб натянет, ежели с тобой случится что.

Перекрестился, натянул на голову свой дурацкий колпак, по недоразумению называемый шапкой, шагнул и растворился в подвядающей зелени боярышника.

За дисциплину, Силантию надо поставить пять с кучей плюсов. Я только собрался шагнуть следом, как мне на плечи легли две лапки, размером думаю, с седло моего бабая и добродушный голос посоветовал обождать — маненько. Не дай бог такое предложение услышать темной ночью в переулке, отдашь все и даже портки с исподним скинешь…

Пока дергался, пытаясь вырваться, подползли еще две тени из числа приставленных ранее, обступили со всех сторон и я оказался в коробочке. А через полянку в направлении, куда ушли мои попутчики, бесшумно ступая, прошло еще десятка полтора стрельцов.

Ожидание продлилось недолго, с той стороны куда учапал народ послышался слитный залп, истошный крик смертельно раненого человека и опять наступила полная тишина.

На дне неглубокого оврага, среди листвы журчит тоненькая струйка воды. Хотелось напиться, да одна дохлая морда испоганила её своей тушкой, рухнув поперек. Невдалеке у почти погасшего костерка уютно расположилось еще четыре аборигена.

Я с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы задерживая дыхание и нервно сглатывая слюну, двенадцатый калибр в голову это круто…

Свеча высоко подпрыгнула, завалилась на бок и погасла, погрузив избу в темноту, только в красном углу под святым ликом чуть теплится маленький огонек крохотной лампадки.

В наступившей темноте шипение аспида показалось бы ангельским пением, только не проникновенно ласковый тон Силантия, — Феденька, ежели еще слово поперек молвишь…

Прошуршав по столу рукавом старик подобрал огарок, с кряхтением поднялся с лавки, перекрестился, пробормотал едва слышно, — Прости господи, — и запалил фитиль от лампады.