Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга третья

На последних словах, Арсенин поперхнулся глотком чая и, пытаясь отдышаться, вопросительно взглянул на компанию. Дато и Барт, недоуменно переглянувшись, дружно пожали плечами, а Корено, ехидно хихикнув, гордо подбоченился и с видом государственного обвинителя взглянул на горца.

– И шо ви себе думаете? – при виде хозяйки, несущей огромный поднос с едой, Коля, ненадолго прервался, но, увидев, что женщина выставляет угощение на соседний столик, шумно сглотнул слюну и продолжил: – Я таки немножко имел себе представлений, шо проехать в компании с Дато триста верст совсем не то, шо прогуляться по Дерибасовской, но шобы так! Нет, сначала все было тихо и спокойно, словно в лавке у старого Фридмана после погрома, но стоило нам проехать за Видхук, как на дороге, шо на том портрете, нарисовались…

Корено, заметив, что Троцкий намазывает яблочным джемом последний тост, пробурчал: «Не делайте из еды культа!» – и выхватил бутерброд из рук приятеля. Пока Лев, ошарашенный фразой друга, словно выброшенная на берег рыба, в замешательстве беззвучно хватал ртом воздух, грек в два укуса разделался с тостом и, облизав пальцы, нахально подмигнул оторопевшему товарищу:

– Шо я имею сказать? Таки ничего нового. Только мы оставили за кормой Видхук, как на тропинке, шо местные величают почтовым трактом, объявились местные же биндю… разбойники. Четыре во-о-от таких рыла, все при ружьях, шляпах и бородатые. Ви таки видели картинки у Библии с оттем Варнавой? Так я вам скажу – одно лицо!

– Nee* (нет – африкаанс) – укоризненно уставившись на Колю, хрипло возмутился Барт. – Они ни есть… били бородатиый! Nee! Они… – бур, за время общения с командой научившись прилично понимать русскую речь, говорил пока еще с трудом, – они есть… имели… носили! Носили ципилячий шерсть! Как это правильно говорить по-русски? – силясь подобрать нужное слово Ван Бателаан, задумчиво почесал бороду. – Они носить пушок! У них geen* (нет чего-либо, африкаанс) бо-ро-да! Они есть jong – молодие!

Выпалив длинную для него фразу единым духом, бур зычно хекнул и горделиво уставился на Корено, но тот, не обратив на спич Барта ни малейшего внимания, продолжил как ни в чем не бывало.

– Ну, выскочили себе и выскочили. С каких забот устраивать геволт, будто Дюк таки устал стоять на постаменте и заимел себе желаний прогуляться до Привозу? С нами Дато, и ему те разбойники – шо тете Песе горсть семечек. Но шобы да – таки нет! Этот горный мужчина, – Коля, на всякий случай шмыгнув за спину Барта, указал на Туташхиа пальцем, – вместо того, шобы тихо, мирно и гуманно пристрелить местных цудрейторов, достал себе нагайку и отстегал их так, шо бедные мальчики быстро бегали и громко плакали! Но таки и этого ему показалось мало! Дато построил детишков на дороге, словно одесский градоначальник войска на параде, двинул речь, шо тот Плевако, и сказал им таких нотаций, шо даже я стал почти шо святой!

– Похоже, что неделя вне контроля прошла недаром не только для Троцкого? – удивленно хмыкнул капитан и вопросительно взглянул на абрека. – Как тебя угораздило с речью выступить? А, Дато?

– Эс ар ари симартле,* (это неправда) – недовольно буркнул грузин, угрюмо глядя на Корено. Я сказал этим мальчикам: «За рекою война. Хотите стрелять – идите воюйте. Хотите денег – идите работайте. Хотите жить – идите и больше не попадайтесь мне». Я сказал – Барт перевел. Но они и так всё поняли.

– Ну, слава Богу! Хоть тут всё в порядке, – преувеличенно облегченно вздохнул Арсенин. – Я примерно так и думал. А на Николая ты, Дато, не дуйся. Корено он и в Африке – Корено.

Всеслав одобрительно подмигнул абреку и, встав из-за стола, направился к трактирной стойке, где хозяйку осаждал отчаянно жестикулирующий одессит. Определенно, женщина нуждалась в помощи.

Когда-то в юности Корено пришел к выводу, что если Господь наделил тебя красотой и безмерным обаянием, утруждать себя знанием чужих языков и наречий не имеет смысла – с хорошим человеком договориться можно и с помощью улыбки, а плохому кулаком всё разъяснить. С тех пор он тщательно придерживался этого принципа и с легкостью обходился употреблением русской речи, изредка – греческой, в основном пользуясь жуткой смесью русского, малороссийского, польского и идиш, именуемой попросту суржиком. За время скитаний по Африке, Николай, верный своей привычке, даже на африкаанс выучил едва три десятка слов, да и те большей частью про выпивку. А нынче коса нашла на камень.

Хозяйка гостиницы к категории плохого люда не относилась ни в малейшей степени: умница, красавица, в общем – женщина. Вступая в извечное противостояние со слабым полом, Коля неизменно пускал в ход своё любимое оружие – неотразимую улыбку. Мужчинам он улыбался редко. Как правило, тем и кулака с избытком хватало. Вот только сейчас улыбка почему-то не помогла преодолеть языковой барьер, а хук и апперкот и вовсе были бесполезны.

И теперь Коля, самонадеянно решив обойтись без помощи друзей-полиглотов, отчаянно таращил глаза, корчил страдальческие гримасы и размахивал руками, пытаясь растолковать ничего непонимающей трактирщице, что уже три дня как, окромя консервов, нормальной еды не видел и не прочь вкусить её стряпни. При этом он, считая, что чем громче и отчетливей он говорит, тем понятней становится его речь, неизменно повышал голос, чем окончательно вводил бедную женщину в ступор.

Глядя на импровизированное представление, Арсенин искренне веселился и был совсем не прочь продлить себе удовольствие, но хозяйка, напуганная Колиным напором, кинула на него столь отчаянно-беспомощный взгляд, что Всеслав поспешил вмешаться. Буквально в две минуты инцидент был улажен, и одессит в предвкушении скорой трапезы удалился к столу, а Глэдис, обескураженная непривычной для неё манерой общения, обернулась к своему спасителю.

– А кто это такой… неуравновешенный, мистер Штольц? – женщина, кокетливо поправляя передник, благодарно улыбнулась Арсенину. – Тоже ваш… партнер или все же просто слуга?

– Он… – не имея желания вдаваться в подробные объяснения, чуть помялся Арсенин, – он нам помогает. Не то чтобы слуга, но что-то подобное… наемный работник.

– Такому педан… аккуратисту, как немец, наверное, трудно постоянно терпеть радом с собой такого… шумного человека? – абсолютно искренне вздохнула трактирщица, сочувственно глядя на Всеслава. – А он вообще какой национальности? Я видела много разных людей, но такого языка мне слышать не доводилось…

– А-а-а, не обращайте внимания, – отмахнулся Арсенин, кинув через плечо озорной взгляд на Корено. – Турок он, ту-рок. Но порой бывает весьма полезен. Так что ничего не поделаешь, приходится терпеть этого… варвара.