Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга третья

Внезапно его внимание привлек шум, доносящийся из соседней комнаты: казалось, что там кто-то кого-то с аппетитом поедает. По крайней мере, чавканье слышалось явственно. Запалив трут и взяв револьвер наизготовку, траппер осторожно шагнул через порог и, облегченно вздохнув, замер: Фея и Бирюш, абсолютно не обращая внимания на вернувшихся хозяев, грызли копчёный окорок. Один на двоих. Копченое мясо пахло настолько аппетитно, что Алексей на пару мгновений даже задумался, а не заставить ли мохнатых приятелей поделиться трапезой. Но усталость оказалась сильнее голода, и траппер, оставив на потом решение загадки, как в обители проповедующего вегетарианство дона Педро зверьё умудрилось разжиться мясом, рухнул спать.

Однако и утром ответов на вопросы и решений загадок не прибавилось: от давешнего окорока осталась только короткая кость, а на завтрак путешественникам вновь выдали груду разнообразной зелени. Бирюш с задумчивым видом посасывал мосол и на риторические вопросы о происхождении мяса не реагировал. Фея, поглощённая утренним туалетом, – тем более.

При таком наплевательском отношении к удовлетворению хозяйского любопытства, зверей пришлось оставить в покое, к тому же проснувшаяся Полина, безрезультатно ища сострадания, начала монотонно ворчать о том, как ей плохо, и искать виновника всех своих несчастий. Благо, поиски подходящей кандидатуры усилий не требовали: вон она, кандидатура, сидит себе в тенёчке и трубочкой дымит. Мужлан неотесанный. Почти семейная идиллия, когда голодный пёс выгрызает мозг из косточки, а непохмеленная женщина – мозг мужчине, могла длиться бесконечно долго, если бы из-за угла хижины в сопровождении то ли клевретов, то ли почитательниц не вынырнул кот. Среднестатистический европеец, с рыжей, свалявшейся шерстью, обгрызаным ухом, ободранным боком и наглющими глазами. Судя по обожающему мурчанию следующих в кильватере аборигенок – чрезмерно ушастых чернолапах кошек – местный Дон Жуан.

Узрев незнакомую пушистую красотку, европеец коротким рыком отослал сопровождающих куда подальше и с видом завзятого ловеласа, неторопливо продефилировал перед Феей. Остановившись напротив кокетливо облизнувшейся кошечки, Дон Жуан издал было призывный вопль, но, заметив вальяжно развалившегося Бирюша, подавился мявом на полувздохе. Торопясь напугать противника (а скорее, заглушая собственный страх) потасканный котяра задрал хвост в небо, выгнул спину и агрессивно зашипел. Героическая эскапада успеха не имела ни у кого: Бирюш, обдав задиру ленивым взглядом, презрительно фыркнул и продолжил грызть кость. Фея, ради которой, собственно, и была разыграна боевая сцена, отнеслась к куртуазным потугам совершенно наплевательски и, словно насмехаясь над рыжим «героем», грациозным прыжком перебралась на спину Бирюша и продолжила неторопливо вылизываться. Воодушевившись бесподобной наглостью Феи и желая выглядеть в её глазах, как минимум, не хуже, Дон Жуан вдруг противно заорал что-то победное, рыжей тенью подобрался поближе к собаке и, усевшись в безопасном отделении, вызывающе замахал лапами. Несмотря на все старания, выступление европейца потерпело полное фиаско: Бирюш даже не повернул голову, а Фея, устав вылизываться, стекла под бок мохнатому приятелю, закрыла глаза и начала задремывать. Разозлённый полным игнорированием своей персоны, европеец то ли вызывая собаку на бой, то ли привлекая внимание Феи, истошно завопил необычайно противным голосом. В этот раз дикий вопль результат возымел и внимание привлёк, только совсем не такое, какого желал бы кот. Фея, ошарашенная громогласным мявом, вытаращила глаза и, вжимаясь спиной в мягкое брюхо Бирюша, что-то недовольно и явно просительно фыркнула. С совершенно человеческим вздохом собака отложила мосол в сторону, чуть привстала и вскользь двинула местного забияку по оскаленной в вопле харе. Получив нокаутирующий удар, европеец отлетел в мусорную кучу и, имитируя летальный исход, пару раз дернулся и затих. Пролежав бесчувственной тушкой пять минут и удостоверившись, что на его бесценную шкуру никто не посягает, Дон Жуан аккуратно поднялся на ноги, прижал уши к затылку и, беспрестанно косясь на жуткого пса и совершенно непонятную кошку, скоренько потрусил за угол. Видимо, отсутствие погони отразилось на европейце самым благотворным образом, поскольку стоило тому скрыться с глаз Бирюша и Феи, как из-за угла раздался протяжный, присущий скорее победителю, а не побеждённому, торжественный ор. Однако стоило Фее вопросительно мяукнуть, как победные вопли, сменившись шуршанием и грохотом перевернутой кадушки, моментально стихли. Сторожко поводя ушками, кошечка проводила взглядом удаляющийся шорох, горделиво мяукнула и с торжественным видом Клеопатры, принимающей парад у Марка Антония, прошествовала на руки хозяйки.

Ободряюще подмигнув флегматично позёвывающему Бирюшу, траппер коротко уведомил Полину, что собирается под видом променада устроить рекогносцировку и, неторопливо зашагал к базарчику, раскинувшемуся у подножия башнепирамиды. В голове вертелась пара идей, и Алексею не терпелось претворить их в жизнь.

С первой, заключавшейся в попытке разговорить аборигенов, Пелевин распрощался меньше чем через час общения с местными обывателями: объема его познаний в исузулу, а местных – в пиджин-инглиш, оказалось крайне недостаточно для полноценного разговора. Единственным, кто более или менее понимал Пелевина и мог хоть как-то ответить на его вопросы, оказался давешний вождь-зулус – Имбулу, да и тот старался свести любую тему к пелевинскому ножу, точнее, к обладанию таковым. Скрепя сердце и скрипя зубами, Алексей пообещал назойливому почитателю уральского булата подарить нож при условии, что тот в ближайшее время раздобудет какую-либо стоящую информацию о местонахождении дворцов, храмов или иных присутственных мест в Лулусквабале. Имбулу, подобно рязанскому или курскому мужику, озадаченно почесал кучерявую шевелюру и, заверив траппера, что вытрясет из живущего неподалеку кунгоси* (жрец, шаман) всё, что можно, с решительным видом растворился среди поросших зеленью развалин.

Вторая идея – побродить по окрестным руинам и самостоятельно отыскать что-нибудь, похожее на древний храм, продержалась значительно дольше – до самого вечера. Логика и здравый смысл наперебой твердили, что если бы что-то подобное сокровищнице имело место быть, то местные зулусы давным-давно прибрали бы бесхозные драгоценности к рукам, но Алексей упрямо обходил квартал за кварталом, если так можно назвать оползшие, густо залепленные зеленью и птичьим пометом, практически неотличимые друг от друга фрагменты стен. К началу сумерек он обошел едва ли треть заброшенного города, ничего не нашел и к своей хибаре приплелся, когда темнота плотно окутала город. Уставший, голодный и злой. Правда, поспел аккурат к ужину. Вегетарианскому.