Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга первая

Над этим вопросом я ломаю голову давно, все время, пока мы пробирались от Дурбана в Трансвааль, и до сих пор, но так и не нашел ответа. Я вспоминаю, как вел себя во время странствия, и не помню. Единственно, что врезалось в память — это с каким равнодушием я смотрел, как Дато и Коля убивают английских часовых, когда мы угоняли бронепоезд. Так, может, это то, чего я боюсь, — равнодушия?

Это мы уже проходили. И пусть я был равнодушен к самому себе и своей судьбе, это ничуть не лучше равнодушия к чужим судьбам. Радует только то, что этого пока нет. Пусть даже через призму убийства, но я вижу людей, а не безжизненные манекены. Вот только я хорошо понимаю, что однажды какой-нибудь не манекен, воспользовавшись моей толерантностью, может убить Дато, Колю, да вообще — кого угодно. И в такие моменты мне жутко хочется научиться видеть сквозь прорезь прицела не врагов, не абстрактные людские фигуры, а черные круги мишени. Но надеюсь, мне удастся этого избежать. Завтра нас ждет Пауль Крюгер, и даст бог, он поможет покончить с серией злосчастий, которые кто-нибудь по недоумию назовет приключениями. Так хочется отсюда убраться — сил нет. Но станет ли мне от этого легче, не знаю. Ведь с завершением африканской опупеи жизнь не закончится, и проблема выбора встанет предо мною снова. Пусть мне придется выбирать между чем-то другим, но придется. И что я выберу? Не знаю. Уверен в одном: стоит, исключив старушку-процентщицу, решить дилемму Раскольникова, все встанет на свои места. Когда я решу ее — неизвестно, но решу обязательно. Потому что по-другому уже нельзя, да и сам я не могу по-другому, даже если рухну нелепо, как падший ангел.

Вот только ангелы здесь не водятся.

— А все же как их президент на обезьяну похож! — удивленно всплеснул руками Троцкий. — Я в книжке картинку видел, написано «орангутанг», ну вылитый дядюшка Поль!

— А вы не считаете, Лев, — улыбнулся Арсенин, — что называть первое лицо хоть небольшой, но все же страны дядюшкой чересчур либерально?

— Да что вы, Всеслав Романович! — продолжал восторженно вопить Троцкий. — После того как он пообещал нас до Каира доставить, а там и до Одессы помочь добраться, я его и батюшкой величать готов! Это ж сколько мытарств мы вынесли, ума не приложить! Но ничего! Еще неделька-другая, ну, месяц от силы, и мы дома будем!

— Боюсь, мне придется слегка остудить ваши восторги, юноша, — проворчал Арсенин, настороженно вглядываясь в фигуру Кочеткова, целенаправленно двигающегося в сторону компании русских моряков. — Сдается мне, что ничего еще не закончилось, и все, что мы пережили, это только первый из рассказов о Маугли…

Разрази его гром ( польск. ).

Салат из яиц и лука.

Голубцы мясные.

Суп фасолевый.

Многослойные блинчики.

Сладкое, пряное блюдо из мацы и пряностей.

Видные деятели анархистского движения.

Черкеска.

Сорочка с воротником-стойкой.

Грузинский вариант слова абрек.

Друг.

Это невозможно.

Добрый вечер.

6,1 литра.

Лев Троцкий.

Танец с кинжалами.

Нет ( швед. ).

«Шарики» — жаргонное прозвище мальчишек, выполнявших черновую работу в порту. «В котлы гоняет» — заставляет работать кочегарами в котельной.

Прозвище полицейских.

Парень (грузинский).

От блатного выражения «купить плеть» — бежать из тюрьмы.

Здравствуйте.

Как поживаете?

Это действительно так.

Непереводимое ругательство.

Куруш — мелкая монета 1/100 лиры или пара.

3,1 литра.

Побочный продукт коксования угля.

Осенний праздник в Греции.

Черт, дьявол ( турец. ).

Бог тебя накажет! ( турец. )

Ишачий выродок! ( турец. )

Оторвем этому русскому голову! ( англ. )

Самоназвание языка матабеле.

Тайное святилище гепарда, как божества.

Чужак на исиндебеле.

Священник, жрец на исиндебеле.

Полумифический заброшенный город.

Крупная неприятность ( одесс. жаргон ).

О мертвых или хорошо, или ничего ( лат. ).

Дом ( одесс. жаргон ).

Хозяина ( одесс. жаргон ).

Место для размещения багров и прочего инструмента на судне.

Сайлент-Хилл — тихие, безмолвные холмы ( пер. с англ. ).

Река в Южной Африке.

Городок в Трансваале.