Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга вторая

Хотя, надо сказать, с нами Кочетков обошелся достаточно мило и приветливо. Узнав о наших злоключениях, веско посочувствовал и вроде бы даже искренне. Потому как если он с таким выражением морды лица врет (а с него станется. Ну не верю я этим картографам в штатском. Не ве-рю! По крайней мере — не доверяю), то я его актерскому мастерству завидую белой, черной и прочими разноцветными завистями. Их высокопревосходительство всемилостивейше заверили нас, что отнюдь не желает лишаться столь дорогих его сердцу соотечественников (во врет, а?!), и в линейных частях, пока на войне не обомнемся, нам делать нечего. И откомандировал нас в распоряжение Даниэля Терона.

Отличный, надо сказать, парень! Ему всего двадцать семь лет, а он уже командир одного из самых лучших и боеспособных коммандо республики! При упоминании о его отряде англичане бессильно скрипят зубами и чертыхаются, а всегда флегматичные буры начинают распевать хвалебные гимны и псалмы. До войны Терон работал учителем и считался одним из лучших. Сколько раз я едва ли не силой тормозил себя, чтобы не поболтать с ним как учитель века будущего с учителем века прошлого. Интересно, кто бы кого полезному научил? Не уверен, что пьедестал гуру достался бы мне. Очень не уверен. Даниэль бы со мной поговорил, в нем нет никакого снобизма и апломба, но как бы я после такого разговора объяснял друзьям свою тягу к преподаванию? Ведь мой реципиент не учитель, лавочник он. Был.

А три дня назад на хуторок, где наше коммандо квартировало, нагрянул господин Кочетков. Всеслав Романович, взяв с собою Дато, удалился для приватной беседы с генштабистом, а меня и Барта оставил в расположении. Ух, как же Барт был сим фактом недоволен! Мне кажется, он просто ревнует Датико к Арсенину и завидует ему, хотя и понимает, что наш абрек реально круче. Буквально за два дня до этого Барт не утерпел и предложил Туташхиа соревнование в стрельбе. Дато равнодушно пожал плечами и согласился.

Первым стрелял Ван Бателаан, из «Смит-Вессона» сорок четвертого калибра с тридцати ярдов по ростовым мишеням. Хорошо отстрелялся: пять выстрелов — пять попаданий в «яблочко». Потом на огневой рубеж вышел Дато. В каждой руке по любимому «маузеру». И каждую пулю, вбитую в мишень Бартом, накрыл двумя своими. Навскидку. С двух рук. А потом встал напротив мишени, ярдах так в десяти и в дырку от пули в центральной мишени всадил свой кинжал. Причем кидал без замаха — от пояса. Тут бур совсем с катушек съехал: прыгает на одном месте, руками в воздухе потрясает (не знал бы, что Барт — протестант, решил бы, что он по-шамански камлает), чертыхается почем зря. И все это наш вечно невозмутимый Ван Бателаан, который предложение из пяти слов пять минут цедит. Откричавшись, Барт меня за рукав потянул и дышит в лицо, да жарко так, переводи, мол. Я от реципиента в наследство его знание языков получил, так что сейчас английским, немецким и французским владею неплохо, даже латынь чуток знаю. Ну а африкаанс от немецкого недалеко ушел, поэтому я с местными уже достаточно бегло общаться могу. Вот Ван Бателаан и говорит, чтобы я Датико вызов на мужской, то есть на кулачках, бой, передал. Я перевел. Датико усмехнулся, качнул головой, вот, мол, неймется же человеку! Стволы, кинжал и кнут на землю положил и в центр поляны вышел. А там уже Барт танцует, воздух кулачищами лупит, вроде даже на боксерскую стойку его танец отдаленно похож. Что дальше произошло, я так и не понял: видел только, что бур к абреку рванулся, да быстро так. И еще быстрее оказался на земле. И так раз пять. Потом, видать, Дато надоели эти пляски, и после очередного броска Барт вновь оказался на земле. Правда, уже без сознания. А я в очередной раз ничего не понял. Успел только разглядеть смазанные тени встречного движения двух тел и все. Одно радует, Барт, по-моему, тоже ничего не увидел и, как его Дато победил, толком не разобрал. Но с тех пор наш бюргер слегка присмирел и зубами от злости, если еще и скрипит, то потихоньку.

В тот день Кочеткова мы так и не увидели. Всеслав Романович вернулся часа через полтора и сразу же закрылся с Тероном в одном из домов. А Дато возле дверей на порог сел и винтовку на колени положил, мол, кто б ни рвался — не пущу. И надо сказать, не прошло и десяти минут, как набежала толпа коммандос, всем, видите ли, интересно, о чем командиры совещаются. Ну да, куда ж тут без них? Демократия в действии, так сказать. И смяли бы они Дато, как пить дать, смяли, если бы из толпы не вышел Александр Шульженко и не встал рядом с Дато. А что вы думали? Мы тут не одни такие — русские. Александр Викторович — штабс-капитан, приехал из Новороссийска, минер от бога и фанат подрывной войны, буры его весьма и весьма уважают. А еще минутой позже к ним Барт присоединился. Бюргеры, конечно, повозмущались всласть, но Шульженко им веско так в мозги вбил, что когда начальство сочтет нужным, то обстоятельства дела и боевой приказ доведут до каждого, в части его касающейся. Хорошая фраза, мне понравилась, я ее потом долго старался запомнить, причем именно в этой чеканной формулировке. В общем, стихийного бунта не получилось, буры поворчали-покряхтели и разошлись… ярдов на двадцать от штабного домика. Типа — по делам. Так что когда Всеслав Романович и Даниэль на крыльцо вышли, то, почитай — все коммандо уже в сборе поблизости тусовалось. Ну и довели нам до сведения, что на ближайшее время основной задачей нашего отряда является поимка английского полковника Расмуса Силверберга. А так как этот хитрый полковник бережет свое седалище и меньше уланского эскадрона (а это, почитай, сотня стволов и сабель) в сопровождение не берет, то ловить его мы будем так же дружно, как бегемота из болота тянули. Правда, у Даниэля в коммандо вместе с нашей могучей кучкой меньше сотни стволов, но я уже успел убедиться, что даже три десятка буров из засады такой вот кадровый эскадрон на счет раз на ноль множат.

Первым делом мы в Хоупстаад наведались, где квартировала пятая рота Королевского инженерного и вторая рота Сифортского полков. Дато с десятком таких же, как он, ухарей снял часовых, а после Шульженко пару часов подле казарм колдовал. И теперь в Хоупстааде нет английских частей, зато имеются чудные обугленные развалины четырех казарм и новенькое военное кладбище. Правда, после этого дела я был поражен до глубины души: люди Терона захватили в плен пятерых британских офицеров и примерно два десятка их подчиненных. Я думал, их расстреляют или повесят, и заранее искал местечко поукромней, чтобы избежать зрелища этой малоприглядной процедуры. Оказалось — зря искал. Всеслав Романович и Терон переговорили с офицерами, тихо, чинно, даже без мордобоя, а потом взяли и отпустили англичан. Под честное слово больше не воевать. Прям как в Средневековье каком-то. Трое из офицеров слово свое сдержали, и больше мы их не видели, а с лейтенантом, капитаном и их солдатами мы встретились уже назавтра, когда шли на Боотховвилл. Они нам засаду устроили. Как сказал потом Всеслав Романович — абсолютно убогую и бездарную, а потому все британцы в той засаде и полегли. Наши передовые дозоры их еще загодя заметили, ну а дальше можно и не рассказывать. Вот только после этого Арсенин зарекся кого бы то ни было под честное слово отпускать. Навсегда зарекся. Но еще в Хоупстааде мы узнали, что наш полковник-непоседа после Боотховвилла должен блокпост в Кингсгроув проинспектировать. И вот мы здесь. Пришли под самое утро. Буры, как и Винни-Пух, считают, что кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Причем утро должно быть самое раннее. Правда, от того эффекта неожиданности гостеприимные хозяева, как правило, умирают. Иногда от разрыва сердца, но чаще — от пули в лоб.