Sleepy Xoma - Путь тьмы

— Старый Инуче счастлив слышать добрые слова от великого. Но ничтожный не понимает, как слухи могут помешать жалким врагам? Исиринатийские мужи не чтят Мать, они не боятся ее гнева.

— И напрасно. Мне было видение, верховный. На этот раз Мать не останется в стороне, а Отец поддержит ее — исиринатийцы переступили черту.

Шахрион сильно сомневался, что ушлый шаман поверил хотя бы одному его слову, но это было и не важно. Зато венценосец Тист Второй, если он покупает сведения у зеленокожего коротышки, узнает, что Черный Властелин совсем спятил. Как бы Инуче не поступил, в выигрыше останется император, но этого старому шаману знать не следует.

— Как пожелаешь, о великий. Слабый Инуче надеется, что Мать сдержит свое обещание. — Морда шамана не выражала ничего, кроме участия и сочувствия и Шахрион подумал, что будь он моложе, то не на миг не усомнился бы в искренности старого лиса.

— Благодарю тебе, вождь. Я бы еще поговорил, но, увы, дела сами не сделаются, а враги не уйдут с моих земель добровольно.

— Понимают тебя, о великий, ничтожный не смеет больше задерживать блистательного.

С этими словами гоблин отключился. Шар отправился скрашивать одиночество кристалла и Шахрион покинул башню. Инуче всегда забавлял властелина. Этот старый гоблин сочетал в себе несочетаемое, например, императору так и не удалось выяснить, где же хитрец раздобыл редчайший переговорный шар.

Его предки почитали гоблинов жадными и трусливыми существами, а те, помимо этих достоинств обладали и другими. Например, зеленые коротышки были незаметными.

Все-таки хорошо, что тогда удалось договориться с всесильным шаманом.

Императора ждали — десяток молодых гоблинов встали на караул возле входа в хижину шамана. Все они были вооружены дротиками и луками и старались выглядеть грозно. Получалось неважно, но владыка не имел привычки насмехаться над слабыми. Он очень хорошо знал, каково это, быть немощным.

— Верховный шаман готов меня принять?

— Да, о величайший, проходи, — склонился в поклоне один из гоблинов. — Прошу, проходи.

Шахрион откинул полог и вошел внутрь.

— Быстрее вы, олухи безногие! Смотри куда несешь! Фрукты ставь на стол, фрукты, болван лопоухий! — приветствовал его яростный вопль шамана, который, размахивая сучковатым посохом, подгонял нерадивых работников.

Взнузданные отеческими окриками бедолаги про себя наверняка частили Инуче почем зря, но при этом старались сохранить на мордах самые счастливые выражения и император их понимал — ходили слухи, что могучий шаман прекрасно читал эмоции, а заглянув в глаза — и мысли, и никто не горел желанием проверять их правдивость на своей шкуре.

Инуче был так поглощен выволочкой, что даже не заметил вошедшего. Или сделал вид, что не заметил.

— Ну что же вы, дорогой Инуче, нехорошо так кричать, — решил заявить о себе Шахрион.

Шаман переменился в лице.

— Все вон, живо!

Когда пещера опустела, Инуче отодвинул один из убогих деревянных табуретов возле стола и сел.

— Ты рано, о великий из великих. Ничтожный не успел подготовиться к приему богоподобного, — виновато пробормотал шаман.

— Прости меня, верховный, я торопился. — Шахрион скинул длинный черный плащ и уселся напротив хозяина, задумавшись над тем, специально ли гоблин поставил такую простую мебель, или же у него действительно нет ничего лучше.

— Как несравненный может обидить старого Инуче? Нет, подобное невозможно, это ничтожный виноват в том, что не успел к приходу несравненного. — Шаман мог нести свою ахинею часами, но, по-видимому, ему самому было любопытно узнать, зачем же пожаловал император. — Ты настаивал на встрече, о повелитель мрака, — изогнув губы в усмешке так, чтобы стали видны клыки, проговорил шаман, — на личной встрече. Даже согласился покинуть свою неприступную Цитадель.

Он достал из-под своей хламиды большую черную свечу, поставил ее в центр стола и зажег. Запахло ароматными травами.

— Старый Инуче хочет знать причину. Пока горит свеча, ты можешь смело поведать мне все, нас никто не подслушает.

В это Шахрион верил охотно. Своеобразная магия гоблинов отличалась от человеческой, эльфийской и дварфовской, однако же никто не мог отказать чарам зеленокожих в эффектиности.

— Верховный шаман, у меня есть имя, — произнес Шахрион, которого немного коробило от словоблудия собеседника.

— Да, властелин, у тебя есть имя. Ты — Шархион Третий. Согласись, могучий, звучит оно не так солидно, как Повелитель Мрака или Черный Властелин? — глаза шамана с любопытством следили за реакцией собеседника.

Шахрион все больше убеждался в том, что старому гоблину нравится играть дурачка, а может быть и выводить оппонентов из себя для того, чтобы вытянуть больше сведений. Злой как пьяный, что на уме, то и на языке. Если, конечно, он не умеет владеть собой.

Шархион умел.

— Да, не слишком внушительно, но какой властелин, такое и имя, не находишь?

Гоблин осклабился, демонстрируя пасть, усеянную мелкими острыми зубами.

— Не стоит так плохо думать о себе, несравненный. Все в этом мире течет и меняется.

— Да, только обычно — в худшую сторону. И чтобы избежать такого, всегда хорошо иметь свои глаза и уши везде, где это только можно.

Он с ожиданием воззрился на гоблина.

— Владыка, — шаман, едва услышав последние слова императора, стал собранным, его взгляд стал жестким и цепким, ловящим каждое движение. — Тебе нужна помощь немощного Инуче?

— Нужна. Я хочу знать, что творится за закрытыми дверьми дворов всех венценосцев и благороднейших дворян Лиги. И вы, гоблины, можете подобные сведения мне предоставить.

— Почему же ты думаешь, о властитель мрака, что жалкие и убогие гоблины станут делать это? Времена, когда мой народ выступал под твоими стягами, прошли. Старый Инуче боится, что навсегда. Мы пережили поражение и сумели стать полезными людям Лиги. Зачем же никчемным гоблинам рисковать всем?

Шахрион отложил огрызок и взялся за следующее яблоко. Спешить не следовало, пускай колдун, любящий задавать каверзные вопросы, поерзает, прежде чем получить ответ. Жестокий и бессердечный ответ.

— Да, в роли помойных крыс вы просто великолепны, очень, очень полезны для людей. Вам даже резервацию оставили одну — звездорожденные постарались. Они вообще любят убогих, эти эльфы. Есть только одна маленькая проблема: если Исиринатия продолжит усиливаться, то рано или поздно проглотит всех соседей, включая и Империю, после чего сама займет ее место. Вот только проблема вся в том, что с исчезновением Империи зло, как это ни странно, никуда не денется, и людям все так же будут требоваться враги. Конечно, наш вид все больше враждуют с себе подобными, но и для остальных найдется капелька ненависти. Лиоссцы — они далеко, у дварфов мощные крепости, а у эльфов — зачарованный лес. Скажи шаман, ты помнишь, что стало с орками? Или прошло слишком много времени?